Цветы зла

Свободной птицею витая вкруг снастей,
Душа моя легко и радостно парила.
Под небом голубым качалися ветрила,
Как будто пьяные от золотых лучей.

Что за чернеющий там остров? — То Цитера,

Сказали нам, страна любимая певцов
И рай, обещанный мечтам холостяков.
Убоги, видите, владения Венеры.

Страна волшебных тайн и страсти край святой!

Киприды древний лик и царственное имя,
Как аромат, плывут над волнами твоими
И наполняют ум любовью и мечтой.

Растет зеленый мирт в твоих блаженных кущах;

От века преданы тебе все племена;
Ты вздохами сердец молитвенных полна,
Как ладаном от роз, в садах твоих цветущих,

Иль воркованием немолчным голубей!

Но стала в наши дни землею ты бесплодной,
Пустыней каменной, где бродит зверь голодный.
И странный мне предмет стал виден сквозь ветвей.

То не был древний храм, куда в часы молений

Шла жрица юная, влюбленная в цветы,
Отдавши грудь во власть таинственной мечты
И пеплум распахнув ночному дуновенью;

Но вот мы к берегу поближе поддались,

Птиц сонных белыми ветрилами пугая,
И виселица там означилась тройная
На синеве небес, как черный кипарис.

Птиц хищных несколько на трупе там сидело,

Деля зловонную добычу меж собой,
И каждая, как нож, вонзала клюв кривой
В кровавые куски сгнивающего тела.

Глаз больше не было. Из паха мертвеца

Тяжелые кишки стекали на колена,
И злые вороны, наевшись вдоволь тлена,
Успели оскопить ту падаль до конца.

У ног покойника завистливые звери,

Задравши морды вверх, ходили всё кругом;
Один, крупней других, казался вожаком,
Как будто там палач стоял и подмастерья.

Цитеры гражданин, дитя святых холмов,

В молчании терпел ты смертные обиды
За ночи мерзкие на праздниках Киприды,
И гроба ты лишен в отмщение грехов.

Нелепый висельник, у нас одни страданья!

При взгляде на твое бессилие в тот час
К моим зубам опять, как рвота, поднялась
Рекою горькой желчь моих былых терзаний.

И пред тобой, бедняк мне близкий, я опять

Почувствовал всю злость зубов и клювов жадных

Жестоких воронов и тигров беспощадных,
Любивших плоть мою так больно раздирать.

— Сияли небеса и море было сине.

Но было для меня отныне всё в крови
И тьме. — Как в саване тяжелом, я свои
Надежды хоронил в томительной картине.

На острове твоем, Венера ждал меня

Лишь виселицы столб, да тень моих мучений.
Господь мой, силу дай Ты мне без отвращенья
Взирать, как мерзостны душа и плоть моя!

ЛЮБОВЬ И ЧЕРЕП

Старинная концовка[1]