Цветы зла

Сегодня вечером, полна истомы нежной,
Луна не может спать; не так ли, в забытьи
Лаская контуры грудей рукой небрежной,
Томится девушка, тоскуя о любви.

Луна покоится среди лавин атласных,
Но, в долгий обморок меж них погружена,
Все бродит взорами в толпе теней неясных,
Чьих белых венчиков лазурь еще полна.

Когда ж на землю к нам с небес она уронит
Украдкою слезу, ее возьмет поэт
И на груди своей молитвенно схоронит

Опал, где радуги мерцает бледный свет;
Презрев покой и сон, он скроет, вдохновенный,
От Солнца жадного осколок драгоценный.

le français

LXVI КОШКИ

Чета любовников в часы живой беседы,
Задумчивый мудрец в дни строгого труда
Равно взлюбили вас: вы — тоже домоседы,
Вы также нежитесь и зябнете всегда!

И вы — друзья наук и наслаждений страстных;
Вас манит страшный мрак, вас нежит тишина;
Эреб[69] запряг бы вас в своих путях ужасных —
Но вам в удел рабов покорность не дана.

Перенимаете вы позы сфинксов длинных,
Недвижно грезящих среди песков пустынных,
Навек забывшихся в одном безбрежном сне.

Сноп искр магических у вас в спине пушистой;
В мистических зрачках, чуть искрясь в глубине,
Песчинок тонких рой играет золотистый.

le français

LXVII СОВЫ

Где тисы стелют мрак суровый,
Как идолы, за рядом ряд,
Вперяя в сумрак красный взгляд,
Сидят и размышляют совы.

Они недвижно будут так
Сидеть и ждать тот час унылый,
Когда восстанет с прежней силой
И солнце опрокинет мрак.

Их поза — мудрым указанье
Презреть движение навек:
Всегда потерпит наказанье

Влюбленный в тени человек,
Едва, исполненный смятений,
Он выступит на миг из тени!

le français

LXVIII ТРУБКА

Я — трубка старого поэта;
Мой кафрский, абиссинский вид,
Как любит он курить, про это
Без слов понятно говорит.

Утешить друга я желаю,
Когда тоска в его душе:
Как печь в убогом шалаше,
Что варит ужин, я пылаю,

Сплетаю голубую сеть,
Ртом дым и пламя источаю
И нежно дух его качаю;

Мне сладко сердце в нем согреть
И дух, измученный тоскою,
Вернуть к блаженству и покою.

le français

LXIX МУЗЫКА [70]

Порою музыка объемлет дух, как море:
                       О бледная звезда,
Под черной крышей туч, в эфирных бездн просторе,
                       К тебе я рвусь тогда;

И грудь и легкие крепчают в яром споре,
                       И, парус свой вия,
По бешеным хребтам померкнувшего моря
                       Взбирается ладья.

Трепещет грудь моя, полна безумной страстью,
И вихрь меня влечет над гибельною пастью,
                       Но вдруг затихнет все —

И вот над пропастью бездонной и зеркальной
Опять колеблет дух спокойный и печальный
                       Отчаянье свое!

le français

LXX ПОХОРОНЫ ОТВЕРЖЕННОГО ПОЭТА