Цыганские сказания (СИ)

Батори и Тот подбираются одинаковым, едва уловимым, насквозь звериным движением.

— Не в том смысле, что вы двое держите на уме. Ловаш, сядьте, пожалуйста.

Чернила ложились на бумагу ровно — цепочка круглых, немного неуклюжих буквиц. Тайна, которую мне предстояло оставить в библиотеке. Самая главная цыганская тайна. Нечто большее, чем управление удачей.

Ловаш, садясь на своё обычное место, машинально берётся за косу на столе и передвигает её. Кажется, я знаю, что попросит сиротка Рац в качестве награды за «операцию» с орденом Сорокопутов.

— Сначала мы все скажем друг другу по одной вещи. Очень важной вещи, которую зачем-либо скрывали. Как в игре «правда или фант». Только без фантов. И вы, Ладислав, начнёте.

Да, а что? Один раз такое прокатило. Я хочу посмотреть, что будет во второй.

— Давайте вы не будете командовать, — морщится Тот. — Я-то не курсантка Рац.

— Лаци. Просто возьми и скажи. Считай, что это была моя просьба. Личная.

Ладислав некоторое время пристально рассматривает императорский стол. Снова передёргивает плечами и говорит:

— Вы же всё равно знаете. Верно, Лиляна?

— Говорите, Лаци.

Я не чувствую ни раздражения, ни упоения временной властью — ничего особенного. Хотя нет. Мне становится смешно. Право, что может быть забавнее — когда думаем мы о людях одно, а на самом деле дела обстоят по-другому?

— Говорите, — повторяю я.

«Люди спрашивают друг друга: что это за народ, цыгане? Вот есть голландцы, они делают сыр. Есть французы, они тоже делают сыр. А какой сыр делают греки! Что делают цыгане? Где их сыр?»

Слова шли легко, потому что наступило им время — идти. Они были зачаты, и выношены, и теперь я помогала им явиться на свет.

— Выживший монах сошёл с ума не сразу. Практически никогда вампир не сходит с ума сразу после убийства другого вампира. У цыгана просто помутился разум оттого, что вампирская, жреческая и цыганская магия пересеклись в одном месте. Для него, ослабленного убийством, это было слишком много.

Тот нервно закидывает ногу на ногу, чудом не сшибив столик с кофе, и нервно сцепляет пальцы рук на колене. Я подавляю усмешку. Ничего смешного, правда. Между прочим, брата Коралла жалко.

— И он рассказал... — подсказываю я.

— Да, он рассказал...

«Люди привыкли уважать воинов. Они до сих пор восхваляют викингов — вечно пьяных мужчин, наводивших ужас на их же предков. Викингов, насиловавших, пытавших, убивавших, приносящих человеческие жертвы. Люди привыкли, что мир держится на землепашцах, от землепашцев у нас сыр, и хлеб, и вино. Люди устраивают карнавалы в крестьянских костюмах и пишут пасторали.»

— Все всегда думали, что на «волков» наши чары не действуют. Никто раньше не пытался. Никогда. Нам не приходило такого в голову.

Ловаш, скучая, откидывается на спинку кресла. Он знает, что хочет сказать Лаци. Уже слышал. Разве что без вступления — оно специально для меня.

«Времена землепашцев и викингов прошли. Люди стали восхвалять изобретателей, писателей, фотографов... А думать привыкли теми же категориями: должен быть народ землепашцев, и народ воинов, а значит, и народ изобретателей, народ писателей, народ художников.

А что за народ цыгане?

Нельзя же сказать: народ корзинщиков, старьёвщиков, дальнобойщиков, сборщиков мусора, конторских работников, циркачей...

Когда хотят быть благосклонными, говорят: народ музыкантов.»

— Когда Люция Шерифович убежала от жрецов, эта ваша ведьма... в которую вселился дух цыганки... помогла снять заклятье. После чего Шерифович попросила вывести её к шоссе. Она собиралась на юг. В империю. На шоссе её подобрал дальнобойщик — из людей Cantus lanii. Он узнал Шерифович и отвёз её в местное прибежище ордена. Вероятно, сначала монахи намеревались договориться с врагом своего врага. Но им было необходимо сначала запечатать курганы. Но Люция в жрецов и чуму отказалась поверить. Она заявила, буквально... «У вас свои игры. У меня свои. Ловите Лиляну, вешайте ей на уши, чего захотите.»

Может быть, я писала вычурно. Я не писатель. Я просто пыталась быть доходчивой.

«Цыгане, это правда, музыкальны. Почти все умеют петь и танцевать. Многие играют. Те, кто ничего не умеет, всё равно страстно любят музыку. Но не может целый народ зарабатывать музыкой. Не хватит слушателей.

И люди сердятся: вас зовут народом музыкантов, зачем вы не все музыканты?

Они простят своему соседу, что он, считающийся народом землепашцев, сидит всё больше в конторе, и простят народу викингов, что он давно никого не грабит, не убивает и большинство нынешних „викингов“ не держало в руках оружия страшнее кухонного ножа.

Но цыганам простить нельзя.»