Под оберткой была книга. Сьюзен Коллинз «И вспыхнет пламя».
― Спасибо, конечно, но у меня уже есть такая…
― Как? У тебя есть вторая книга?
― И вторая, и третья, и даже та, в которой первая, вторая и третья часть вместе.
― Но… ― Она была искренне удивлена и немного расстроена. ― Я не понимаю… Как же так…
― Могла бы и порыться на моих полках, ради приличия, тем более, что в последнее время я не так часто бываю дома.
― В последнее время… ― Ее глаза вспыхнули гневом. ― Последние три месяца ты только и делала, что читала эти свои… Голодные игры! Но в последние две недели ты их просто из рук не выпускаешь! Даже в душ с собой берешь!
Предварительно обернув в десять полиэтиленовых пакетиков! Хм… Похоже, страсть все упаковывать ― это у нас семейное.
― Она соринку у меня заметила… Ты про свои-то бревна не забывай! У меня вопрос!
― Какой?
― Не к тебе ― к пальцу! ― Я вытянула указательный перст к потолку и спросила с абсолютно серьезным выражением лица. ― Ответь мне, друг мой, кто в этом доме вместо подушки использует жутко неудобные, зато «очень модные» туфли?
Палец слегка подергался, будто разрываемый сомнениями, но в конце концов уверенно указал на Алину.
― Да, ― не стала отрицать она. ― Конечно, я с ними сплю! Они стоили пять тысяч! Да я в них даже ходить боюсь!
И спрашивать: «Нафига ты их покупала?» явно не имеет смысла.
― Мне моя книга тоже очень дорога!
― Да? И сколько ты за нее отдала?
Три пинты крови, две бочки пота и миллион-другой нервных клеток. Но ей-то об этом не скажешь! Да и 256 рублей ― сумма не достаточно убедительная. Остается только один вариант, сулящий минимальные потери ― встать и уйти, пока мы не наговорили друг другу лишнего. Что я и проделываю. Хватаю книгу, с которой и вправду еще ни разу за время возвращения не расставалась, надеваю балетки и, накинув на плечи кожанку, выбегаю из дома.
Прохожу мимо ног дяди Бори, торчащих из-под машины, обхожу шатающийся люк и останавливаюсь у выхода из арки, не зная, куда дальше. Обычно я поворачиваю налево (всегда поворачиваю налево), всего несколько десятков шагов и я в Таврике, и можно продолжать сидеть на скамейке (той самой, напротив фонаря 28) и ждать Рататуя. Это, наверное, глупо… но мне надо было его найти, мне очень был нужен человек, с которым можно поговорить о чем-то непонятном так, чтобы все вмиг стало ясно!
Но прошло уже две недели, а он так ни разу и не появился, а потому сегодня… я не отчаялась, нет, я слишком хорошо знаю, что такое отчаяние, и что его точно не надо растрачивать на такие глупости, просто… и есть большая вероятность, что сработает закон автобуса, но… я поворачиваю направо.
Иду по омываемой дождем Кирочной до Литейного проспекта, с улыбкой смотрю на Китайский дворик, у которого мы с мамой сделали нашу последнюю совместную фотографию, и, шлепая успевшими насквозь промокнуть балетками по пыльным лужам, подхожу к моей любимой Фонтанке. Мне почему-то нравится именно этот отрезок реки ― от Цирка до Аничкова моста, может, потому что здесь относительно мало людей, если, конечно, не считать километровые очереди к музею Фаберже, но они бывают редко, так что…
С набережной сворачиваю на Невский, как всегда шумный, величественный и немного несуразный. Вот зачем эта девушка моет окна ресторана? Она дождю не доверяет? Или тот парень, что вечно кричит: «Сейчас самое подходящее время для экскурсии по Санкт-Петербургу»? Мне кажется, неважно, что произойдет ― землетрясение, наводнение, война, вторжение инопланетян… он будет стоять здесь и приглашать всех желающих и не желающих на экскурсию.
Наслаждаясь запахом кофе, наблюдая за людьми, любуясь вроде знакомыми, но при любой другой погоде, другом настроении всегда открывающимися с другой стороны достопримечательностями, я не заметила, как дошла до Мойки.
Я оперлась руками на парапет Зеленого моста и решила передохнуть. Тем более, что дальше только Дворцовая, а мне туда не нужно… мне вообще никуда не нужно…
― Если ты собралась прыгать, то я могу посоветовать другой мост.
Рататуй?
Это было настолько неожиданно, что я даже не успела удивиться, и лишь на автомате выдавила из себя: «И какой?»
― Дворцовый, например, или Троицкий. И лучше зимой, чтобы под лед, и наверняка.
Я кивнула, дав понять, что приняла его совет к сведению. Меня сейчас больше волновал другой вопрос.
― Откуда ты взялся? Да еще так неожиданно…
― Хочешь узнать мой секрет? ― Парень прищурился, будто оценивая ― достойна я ответа или нет, наклонился и прошептал. ― Я плод твоего воображения.
…
― Это была шутка, ― улыбнулся он спустя нелегкие для меня полминуты, за которые я так и не успела придумать, как сбежать из психиатрической больницы.
― А я поняла, ― кивнула, пытаясь унять сердцебиение.
― То-то у меня уши болят… наверное, от твоего смеха.
Я опять кивнула, все не решаясь… Хотя какого ежика? Хуже, чем есть, он обо мне точно не подумает.
― А я тебя искала. Хотела посоветоваться.
Он так же как и я оперся о парапет моста и хитро улыбнулся.
― Советоваться с абсолютно незнакомым парнем ― это несколько…
― Глупо. Я в курсе ― я дура. Я с этим уже давно определилась.