– А если это... – Мирта попыталась уговорить своего напарника попробовать единственную в радиусе нескольких миль еду, но Катон был непреклонен.
– Озеро вышло из берегов несколько сотен ярдов и смыло все наши припасы. И тут появились грибы. Это не совпадение.
Поверить не могу, чтобы Катон догадался, а мы с Питом нет? Лиса-то ладно, она умная, она сразу все поняла, даже пыталась предостеречь своего земляка от роковой ошибки, но тот в силу своей тупости и упрямства, отправил сырые грибы в рот и упал, разбив голову о затерявшийся в траве булыжник.
Видела, как Лиса, решившая проследить за нами, не успела ухватиться за сук падающего дерева и летит в разрастающуюся бездну.
Но все это было не так интересно, как моя недосмерть (что я за человек, даже умереть нормального не могу!), а точнее события последовавшие за ней. Вот я с неоднозначной ухмылочкой беру нож из руки Пита, а Клавдий, закадровый голос которого время от времени комментировал происходящее, потрясенно выдохнул: «Не может быть...», видимо подумал, что я действительно решилась убить Пита.
– Я люблю тебя.
– А я дура...
– Дурочка моя, – шепчет Пит, вынуждая меня улыбнуться. – Я в тот момент готов был лично тебя прибить.
Но что ты сделал вместо этого?
Пит с экрана падает на колени и склоняется над моим телом. Из его груди вырывается отчаянный крик такой силы, что мне начало казаться, будь он еще на один децибел больше, и земля бы снова начала покрываться трещинами. А после крика – ничего. Лишь черный экран, испещренный серыми полосками.
– Возникли небольшие неполадки, – сказал Цезарь, улыбнувшись публике. – Извините за маленькую заминку. Буквально две минуты, и мы их уладим.
Но я, напряженный Пит, Хеймитч, на которого мы взглянули в поисках поддержки – все мы знали, что ничего не уладят.
Продолжения не будет.
Что же ты такого сделал Пит, что власти не хотят лишний раз на большой публике повторять злополучный отрывок Игр?
====== Часть III. Победитель. XIII ======
Что началось необыкновенным образом,
то должно так же и закончиться.
Михаил Лермонтов «Герой нашего времени»
Наступил он – тот момент, когда все было позади. Игры. Бесконечные изматывающие интервью. Эффи, с ее постоянными восклицаниями: «Я так рада, так рада, что вы победили! Я ни секунды в вас не сомневалась!», к которым она всегда добавляла что-нибудь вроде: «Правда, теперь все траурные платья придется вернуть обратно... и всего за полцены... но вы того стоите!»
Все закончилось, но я так и не почувствовала облегчение. Мне все кажется, что вот-вот случиться что-то непоправимое. Хотя может, это просто мнительный бред из-за того, что мне так и не удалось поговорить ни с Питом, ни с Хеймитчем. Мы либо не были одни, либо были не одни, да еще и под пристальным взглядом камер. Иногда возникает такое чувство, будто мы все еще на арене.
Как же я соскучилась по одиночеству... И как же мне невыносимо страшно остаться одной...
Поезд останавливается на дозаправку, и нам с Питом разрешают подышать свежим воздухом. Я чуть ли не вприпрыжку направляюсь к выходу из вагона, но вижу Пита, и все слова, которые до этого собирались в фразы, вдруг рассыпаются. Пит берет меня за руку, и те некоторые буквы, начавшие шевелиться, чтобы восстановить у меня в голове хоть какой-то маломальский порядок, падают обратно, а потому мы молча бредем вдоль линии.
Спустя столько дней мы наконец-то остались одни, а я не знаю с чего начать разговор. С уже проверенного и не очень эффективного: «Я не Китнисс», или с нового, но не внушающего доверия (а точнее – внушающего двойное недоверие): «Знаешь, такая забавная история... Ты персонаж книги!»
Я настолько углубилась в свои мысли, что, когда Пит отпустил мою руку, даже слегка испугалась и вздрогнула. Он наклонился, чтобы собрать цветов, а я решительно выдохнула из себя лишний воздух, мешающий языку ворочаться. В конце концов он имеет право знать правду. Да... но только после того, как мне расскажут, что же все-таки произошло после моей недолговременной кончины.
Мы доходим до конца поезда, туда, где, разрезая сухой пейзаж, вдаль убегает железная дорога. И почему-то так захотелось ступить на шпалы и пойти вперед, ни разу не оглянувшись. Но потом вспоминаешь, что железная дорога ведет в Капитолий, и сразу отпускает.
– Пит, – говорю я, наслаждаясь запахом маленький желтых цветочков. Сорняк – не сорняк, а все равно приятно, да к тому же пахнет летом. – Что ты сделал? Там, на арене?
– Спас тебя.
– Пит!
– А что мне за это будет?
И откуда у людей такая наглость? Думает, жизнь мне спас, и я теперь все – на все согласная?!
– Ничего не будет, – надавила я. – В этом-то и прелесть.
– Это уже не интересно, – качает головой Пит. – Я бы предпочел что-нибудь вещественное. Поцелуй, например.
Поцелуй – это, конечно, звучит заманчиво, но... я не гордая.
– Я могу и Хеймитча попросить!
– Он за поцелуй не согласится.
– С чего это ты взял? – хитро улыбнулась я.
Парень опешил, зато быстро пошел на попятную.