Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)

Огненная Китнисс снова в строю! Легкая, почти прозрачная материя испускает нежный свет, и стоит мне пошевелиться, как по платью прокатываются трепещущие волны, и оно переливается из желтого в голубой и обратно. Пламя свечи, только немного сонное пламя – тонкий слой косметики не смог скрыть синяки под глазами, появившиеся из-за двух дней без сна. Хеймитч запретил врачам давать мне какие-либо лекарства, способные повлиять на психику, в том числе снотворное, а заснуть самостоятельно у меня не получалось, никак не могла заставить себя закрыть глаза больше, чем на несколько секунд.

– Что думаешь?

– Оно прекрасно, – улыбаюсь я, осознавая, что в этом платье, да еще с волосами, собранными сзади синей ленточкой, похожа на двенадцатилетнюю девочку. Эдакий мамин ангелочек, который держит в страхе весь двор – это меня глаза выдают. Но в целом я достаточно невинна и безобидна, в прочем... ничего нового.

– Готова?

Я киваю и, послав своему отражению воздушный поцелуй, иду вслед за стилистом к лифту. Мы спускаемся на цокольный этаж, где Цинна обнимает меня и оставляет в одиночестве. Именно здесь, в плохо освещенном помещении под сценой, пахнущим свежей краской и строительным магазином, мне вдруг начало казаться, что жизнь налаживается.

К тому же, через минуту я увижу Пита...

Толпа орет так громко, что я хоть и ожидаю, но все равно не слышу, как ко мне подходит Хеймитч, и испуганно отскакиваю в сторону, когда он касается моего плеча.

– Успокойся, это всего лишь я. Дай-ка на тебя взглянуть, – говорит ментор.

Я вскидываю руки вверх и кокетливо кружусь.

– Сойдет.

Звучит не особо ободряюще, но я не обижаюсь – Хеймитч слишком много для меня сделал, теперь я просто физически не способна на него обижаться.

– Обнимемся на счастье?

Я по жизни не очень люблю обниматься, но в последнее время меня обнимают так часто, что, кажется, начинаю втягиваться. И если дело так дальше пойдет, то скоро вообще подсяду!

На заметку – найти дилера обнимашек.

Едва я кладу руки на шею ментора, как он с силой прижимает меня к себе, и я ожидаю инструкций к действию, но... ничего. Он обнял меня просто для того, чтобы обнять. То есть... он верит, что я сделала то, что я сделала, потому что хотела. Знает, что это не было хитроумным планом. Думает, что я действительно люблю Пита!

Как он может быть в этом уверен, если я в своих чувствах толком не могу разобраться? Что я делала, потому что этого требовали Игры? А что из ненависти к распорядителям? Или из-за душераздирающего страха? Или просто потому, что по-другому нельзя? Или потому, что Пит мне действительно очень дорог? А что я делала только из-за присутствия в моей голове тараканистой живности? Я не знаю!

Так как же я, сама того не заметив, умудрилась убедить не кого-нибудь, а Хеймитча (!) в том, что я люблю Пита?!

Я сидела, вцепившись в правую руку Пита острыми, длинными, а главное – красивыми (спасибо Флавию за старания) ноготками, и не находила в себе сил разжать пальцы. С одной стороны – потому что никак не могла до конца поверить в то, что он жив и сидит абсолютно здоровый рядом со мной, а с другой – потому что я злилась. Не на Пита – на Хеймитча! Да-да, я помню, как думала, что злиться на Хеймитча больше не смогу, но мы, девушки, такие непостоянные! Я, конечно, знала, что то, что он ничего не сказал мне не значит, что опасности нет! Нас двое, это не по правилам, а значит кто-то должен ответить, но... почему он сказал Питу? С каких пор вообще кто-либо посвящает Пита в секреты?! Это прозвучало немного грубо? Да, но мне обидно! Неужели, они мне не доверяют?.. или боятся, что я опять вытворю какую-нибудь глупость вроде самоубийства? Они же не знают, что это лишь на какие-то жалкие десять процентов поступок влюбленной дурочки, а на остальные девяносто – трусость! Я хотела домой и не нашла никакого другого выхода из ситуации!

– Все в порядке? – прошептал Пит мне на ухо, от чего часть публики, которая все еще внимательно следила за каждым нашим движением, умиленно вздохнула, воображая какие милашества он мне говорит.

Я кивнула и, решив потом спросить все у Хеймитча напрямую, вернулась к просмотру фильма, к тому же, на экране появилась... я в огненно-красном платье.

Ооо... Мое интервью... Пожалуй, это самая вкусная часть. Эдакий лимон с ароматом розы. У меня даже возникло желание поставить этот отрезок фильма на повтор, тем более, что последующую вереницу кадров нельзя назвать лицеприятной.

Только представьте... я слышу сигнал, возвещающий о том, что настала моя очередь, запихиваю все, что осталось от несчастного цветка в складки кресла и ковыляю к ведущему. Несколько формальных фраз и вот – Цезарь, не догадывающийся для какой каши он зажигает конфорку, задает главный вопрос.

– Как тебе удалось получить двенадцать... Двенадцать!.. баллов?

Без предупреждения, спрятав под невинной полуулыбкой ехидную ухмылочку, по которой Фликермен мог бы что-то заподозрить и воспрепятствовать назревающему произволу, я встала и подошла к краю сцены. И как вдарила по публике Маяковским!