Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)

Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?

Затем отшлифовала вызванный шок Блоком.

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века – Все будет так. Исхода нет. Умрешь – начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь.

И прикончила их Есениным.

Грубым дается радость, Нежным дается печаль. Мне ничего не надо, Мне никого не жаль. Жаль мне себя немного, Жалко бездомных собак, Эта прямая дорога Меня привела в кабак. Что ж вы ругаетесь, дьяволы? Иль я не сын страны? Каждый из нас закладывал За рюмку свои штаны. Мутно гляжу на окна, В сердце тоска и зной. Катится, в солнце измокнув, Улица передо мной. На улице мальчик сопливый. Воздух поджарен и сух. Мальчик такой счастливый И ковыряет в носу. Ковыряй, ковыряй, мой милый, Суй туда палец весь, Только вот с эфтой силой В душу свою не лезь. Я уж готов... Я робкий... Глянь на бутылок рать! Я собираю пробки – Душу мою затыкать.

Одинокие хлопки Хеймитча и пришибленная капитолийская публика, не знающая как реагировать на сие зрелище. Это было феерично... Эх...

У меня даже в груди появилось чувство похожее на ностальгию, и просуществовало оно ровно три минуты, до того, как противный мужской голос не начинает отсчитывать: «Шестьдесят. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь...», а камера переключаться с моего недоумевающего лица на переживающее лицо Пита, с предвкушающего лица Катона на сосредоточенное лицо Мирты, а с него на испуганные лица других трибутов.

Я уткнулась в плечо Пита и зажмурила глаза с намерением не открывать их до самого конца фильма. Но опущенные веки не смогли отгородить меня от звуков стали, пронзающей податливую плоть, хлюпанья вспенившейся крови и предсмертных криков ни в чем не повинных детей. Затем, внезапно, звуки борьбы сменяют хруст веток и учащенное неровное дыхание. Мое дыхание. Вычисляю себя по слишком уж неумелому обращению с доставшимися мне по мановению Судьбы легкими. А ведь в Тренировочном центре были беговые дорожки, но зачем нам было учиться правильно дышать? Мы же крутые – лучше побросаем ножики (чтобы в самый ответственный момент чуть не промазать!) и лишний раз попровоцируем профи! Неудивительно, что даже приспособленное к нагрузкам тело Китнисс не выдерживает издевательств, и хруст леса перемешенный с дыханием растворяется в тишине, оставляя только мои хриплые выдохи и не менее хриплые вдохи – я остановилась. И... что-то непонятное, какие-то странные нечленораздельные звуки... Не понимаю.

Мое любопытство не выдерживает, ведь происходящее на экране явно касается того отрывка моей жизни, что так и не восстановился в памяти, и я открываю глаза. Не надо было этого делать...

Там, на экране была я. За моей застывшей в полуобороте фигурой виднелись воды переливающегося на солнце озера, в моих руках окровавленный нож, а у ног лежит тот самый парень из восьмого дистрикта, сжимающий в руке флягу, вода из которой смешиваясь с кровью текла обратно в озеро.

Глаза опять закрылись и открывать их я больше не была намерена. Ни за что! Никогда в жизни!

– Все в порядке?

Нет! Нет, нет, нет! Конечно же нет! Что за дурацкий вопрос?!

Пит взял мою правую руку в замок своих теплых ладоней и ободряюще сжал. Он меня поддерживал, а ведь ему было намного труднее, чем мне – он ни на секунду не отрывал взгляд от экрана. Несмотря на всю свою решимость, я тоже возвращалась к просмотру, но редко, чаще лишь для того, чтобы получить ответы на нерешенные вопросы. Смотрела как Рута с Питом ухаживали за моим бездыханным телом, наблюдала за тем, как Пит шел по лесу, придумывая правдоподобные оправдания, а затем крался мимо спящих профи, чтобы украсть вещи. Смотрела как он опять возвращается в лагерь профи, только на этот раз ему везет меньше – Марвел уже проснулся. Видела, как растут ядовитые грибы (эти кадры они показали с особой издевательской изощрённостью, в замедленной съемке), и как наши соперники моментально догадываются об их предназначении.