Туман

– Макс, я тебя прошу изменить тон, – опять одёрнула его мать.

– Мы всегда так общаемся, мам, – небрежно воспротивился Максим.

– Вот в саженной вами беседке так и общайтесь, а в присутствии нас, он тебе не приятель, а Валентин Владимирович, – настоятельно попросила Светлана Александровна и сказала Егорову: – Ты, Валя, сейчас очень разумные вещи озвучил.

– От Макса тоже очень интересная формулировка сейчас прозвучала, – откликнулся он и одобрительно посмотрел на Зиновьева. – В общем-то, именно это я и хотел сказать, только он более ёмко выразился.

– Да, но от каких-то реальных выводов мы по-прежнему далеки, – тяжеловато вздохнул Максим.

– А реальных и не будет, – хитровато заявил Егоров.

– Ты что имеешь в виду? – насторожился, изучая его, Зиновьев.

– Ты посмотри на свои руки.

Максим принялся осматривать свои ладони и спросил:

– И что?

– А где ожоги? – улыбаясь, поинтересовался Валентин Владимирович, достал из-под себя скомканную свою куртку и бросил её Максу со словами: – Она почти как новенькая.

Максим развернул перед собой куртку, на которой не было ни единого прожога, понюхал её, и лицо его застыло в задумчивом удивлении. Погладив рукой, уже свежую на себе голубую футболку, он вспомнил про свою рубашку.

– Она там, в коридоре, …целёхонькая, – опередил его Валентин.

– Так значит, огонь был не настоящий? – также задумчиво возмутился Максим.

– Тогда был настоящий, а сейчас нет, – спокойно ответил Егоров.

Что-то не доброе промелькнуло в глазах Зиновьева, и он набросился на своего старшего товарища:

– Так ты с самого начала знал, и всё это время пел мне какие-то песни…? Не мог сразу обратить на это моё внимание.

– Макс, Макс…, – пытался успокоить его Валентин и даже чуть привстал со стула.

– Максим! – грозно утихомирила сына Светлана Александровна.

Она, естественно, не могла знать, что в мужских разговорах по пятницам в беседке, Егоров позволял Максиму проявлять такую вспыльчивость, и даже иной раз провоцировал Макса на неё, потому что она ему нравилась. Этот порыв ностальгически окунал Валентина в молодость, но сейчас провокация была не совсем запланированной, а потому – невинной, и Егоров поспешил с объяснениями:

– Клянусь тебе, что для меня самого это было как прозрение. Когда ты только начал потирать руки, я вспомнил про свои ожоги и удивился, что их нет. А потом я вспомнил про твою беленькую рубашку, брошенную в коридоре, и про то, как положил под себя совершенно чистую куртку. Мне кажется, что это забвение и прозрение из той же оперы, что и с огнём.

– Уф-ф, – выдохнул Максим, собираясь с мыслями, и сказал: – Мог бы потом, на ушко шепнуть. Не пугал бы хоть женщин. Теперь совсем с ума здесь все сойдём.

– Правда, хватит болтать о том, что смертному не дано знать, а то и в самом деле, мы все здесь потихоньку умом «тронемся», – выступила строго Светлана Александровна. – Предлагаю, пока расслабиться и ждать, – как нам указали. Согласитесь, что в наших руках козырей нет. Надеюсь, никто не против моего предложения, чтобы перекусить, чем Бог послал, и попить чай.

Мила Алексеевна машинально поняла, что её просят заварить чай и, вставая со стула, она плаксиво сказала:

– Сколько бы сейчас не говорили, а мне всё равно страшно. Ну, как такое могло произойти с нами?

Рука Валентина даже слегка дёрнулась, чтобы успокоительно коснуться её, и это нервное движение не ускользнуло от глаз умудрённой жизнью Светланы Александровны.

– А мне уже ничего не страшно, – невозмутимо внесла своё мнение баба Паня. – Вся жизнь позади. И радовалась в своё время, и страдала, и мучалась, да, и пожила прилично, а теперь напоследок… хоть чёрта за рога готова потаскать, лишь бы с Ванечкой поскорее свидеться.

– Погодите, баб Пань, ещё успеете, – остановил её фатальные излияния Максим и присел за стол. – Мне кажется, что и для вас теперь много интересного найдётся. В таких шоу, наверняка, мало кто участвовал, – и обратился к своему другу: – Владимирович, ведь часто так бывает, что подсказка находится в самом начале условия задачи. Давай попробуем. С чего всё началось? Может быть, мы что-то упустили, а сейчас вспомним и найдём зацепочку? – подталкивал он Валентина к размышлениям.

– Горбатого только рюкзак исправит, – сказала Светлана Александровна, а Егоров призадумался, потёр пальцами подбородок и стал вспоминать вслух:

– Зацепка, …зацепка. А какая там может быть зацепка и к чему, собственно? Ты в туман сам вошёл, …а нас он накрыл, когда мы спали. Выходит, ты единственный, кто ближе всех к началу.

Светлана Александровна характерно кашлянула, сомкнула перед собой на столе шалашиком руки и произнесла:

– Я не спала.

Все взгляды, требующие объяснения, тут же с интересом переключились на неё.

– И-и-и? – протяжно попросил её о продолжении сын.