Продолжая удивляться непонятному грохочущему зареву за окном, Пётр проскользнул на кухню, открыл холодильник, нервно хлебнул из горла водки, запихнул в рот кусок котлеты и выбежал на лестничную площадку. Он хотел, уже было, спуститься вниз, но увидел перед собой чёрную железную дверь, и тут другая идея посетила его. «А что сломя голову туда мчаться? Не лучше ли узнать что-нибудь, для начала, у сведущего человека? Жмыхов, если и не в курсе…, то с ним-то спускаться вниз куда сподручнее. Представитель власти всё-таки», – подумалось Добротову, и он аккуратно нажал один раз на звонок. Прислушался, но невероятный шум во дворе мешал ему, что-либо расслышать за дверью. Тогда Пётр ещё раз надавил на кнопку. Лязгнул замок, и показался растрёпанный, в меру пьяный, и так же в меру встревоженный Михаил Анатольевич. Его заспанное помятое лицо уже тронул испуг от зарева и грома случившегося во дворе.
– Ты кто? – с недоверием спросил он и глянул вниз на лестницу.
– Пётр, из квартиры напротив, …водитель. Ну…, мебель ещё помогал вам разгружать, а вы меня бутылкой виски тогда отблагодарили, – согнувшись, и переминаясь с ноги на ногу, рапортовал Добротов.
– Заходи Пётр, – водитель напротив, – осторожно приказал Жмыхов, впихнул незваного гостя в квартиру, ещё раз осмотрел лестницу и закрыл дверь на замок.
Добротов, тушуюсь, стоял в коридоре и робко поинтересовался:
– Михаил Анатольевич, …не знаете, что там за стрельба во дворе?
– Не знаю, и знать не хочу. Да, и тебе не советую. Пока этот туман не исчезнет, я из квартиры не выйду, – грозно ответил Жмыхов, но голос его всё-таки чуть дрожал.
– А туман разве не исчез? – искренне удивился Пётр, вспомнив про чудо, которым днём он восхищался за окном. – Мне показалось, когда я выглядывал из своего….
– «Мне показалось…», – беспардонно передразнил его Михаил Анатольевич, понимая, что перед ним человечек, приспособленный к низкопоклонству, а значит, и стесняться его нечего. – Если не видишь ничего, так хоть послушай. Разве не ясно, что там твои соседи чёрте что устроили, – говорил он, немного заплетаясь, а потом поднял вверх указательный палец и произнёс: – Но, может быть, …и не они….
– Так, пойдёмте вместе с вами и разберёмся, – предложил ему Добротов, перебивая.
Михаил Анатольевич не привык, когда его прерывают вот такие, ничего не значащие люди, и брови его поползли к переносице. Но он увидел в Петре натурального союзника, намного почище того скользкого и убогого, который заходил до этого (Жмыхов уже забыл, что Валентин вытащил его из злосчастного тумана), и подполковник, смягчившись, сказал, подтолкнув гостя в комнату:
– Никуда мы пока не пойдём. Я не договорил тебе, дураку, что, возможно, там газ, который вызывает дьявола.
– Во, как, – вырвалось из Добротова, который, пройдя в комнату, оценивал степень опьянения Жмыхова. – Это он вас так? – кивнул Пётр на измятый и без пуговиц китель подполковника.
Михаил Анатольевич мучительно зажмурил глаза, потряс головой и спросил:
– Водку будешь?
– Буду, – резко отозвался Добротов, не посмев отказаться.
Такая резвость немного смутила Жмыхова, и он зачем-то спросил, словно гость отказался от водки:
– А коньяк?
На этот раз растерялся уже Пётр.
– Бу… буду. Если угостите…, – промямлил он и бочком подошёл к занавешенному окну, чтобы ещё раз взглянуть на стреляющее и ревущее зарево.
– Да, не высовывайся, ты, – одёрнул его Михаил Анатольевич, разливая по фужерам коньяк. – Сядь лучше, я тебе сейчас такое расскажу, что ты к окну подходить больше не захочешь.
Они пили коньяк, потом мешали его с водкой, закусывали обветренной мясной нарезкой, и не сложно догадаться, о чём поведал Петру Добротову подполковник Жмыхов. Причём, рассказал он свою жуткую историю семь раз, но с каждым разом она звучала с новыми подробностями, и рисовалась в опьяневшем сознании Петра всё более невероятной. Потом между ними пошли бессвязные разговоры, перескакивающие с одной темы на другую; то речь заходила о непогоде и стихийных бедствиях, то о ситуациях на дороге, то о бестолковых женщинах. В общем, они несли обычную пьяную чушь, где один, перебивал другого, и казалось, что очередную байку или зародившуюся в пьяном мозгу «крылатую фразу» каждый из них проговаривал исключительно только для своего собственного удовольствия, а не чтобы его расслышал собеседник.
Увлечённые этой беседой, они даже не слышали, когда ближе к полуночи, кто-то позвонил в дверь. Слух, как правило, в таких ситуациях притупляется и уходит вглубь человеческого организма. И не известно, в котором часу, сознание их всё же покинуло, и они оба завалились на огромную жмыховскую кровать одетыми и уснули, как говорится: – «без задних ног».