Туман

А Валентин Владимирович боролся с некой подавленностью, которая поселилась в нём сразу же с наступлением тишины. Подавленность эту он пытался разломить смятением и даже лёгким возмущением на то, что ожидаемый контакт (а он только сейчас понял, что весь день ожидал чего-то подобного) произошёл в виде высокомерной подачки и специально оставил в нём томительное ощущение недосказанности. Только сейчас Егоров обратил внимание, что верёвка на поясе постоянно дёргается и тянет его к дому, но как давно продолжается это нервное подёргивание, он не знал.

Напоминание об оставшихся у дома женщин наполнило Валентина светлой ответственностью, и он шепнул Максиму:

– Ну, вот и всё. Перед нами…, можно сказать, открылись. Прямо, как каре тузов, да, ещё с джокером в придачу.

– А мне кажется, что джокера, как раз, он держит ещё в рукаве, – заметил Максим.

Это ироничное высказывание подстегнуло Егорова; он снова прочувствовал сильный дух своего молодого друга.

– Пойдём к нашим…, – предложил он, взяв Макса за локоть.

Они вышли к млеющему в скупом электрическом свете фасаду дома, к трём испуганным женщинам.

– Вы слышали этот голос? – сразу же спросил Егоров.

Светлана Александровна задумчиво и обречённо качнула головой.

– А кто это был? – нервно сглотнула воздух Мила Добротова и посматривала за их спины, словно ожидала прибытия кого-то ещё.

– Во плоти там никого больше нет, – не успокоил, а скорее ещё больше взволновал её Валентин. – Голос звучал неестественно, …как бы свысока и на непонятном расстоянии. Вы его чётко слышали? – обратился он к умеющей держаться всегда невозмутимой Светлане Александровне.

– Точно так, как ты описал, – отвечала она без эмоций. – Мы сначала подумали, что он к нам обращается. Потом испугались за вас. Максим, там не полковник засел, а существо рангом намного выше, – предупредила она сына.

– Погодите, погодите…, в этом нужно ещё спокойно разобраться, – настаивал Максим, но казалось, что он никого не пытался убедить, а боролся со своими внутренними сомнениями. – Сейчас столько всяких технологий, что вполне можно устроить и такое шоу.

– Но зачем?! И кому мы нужны? – искренне удивлялась и возмущалась Мила Алексеевна и задрожала всем телом.

– Можете это считать моим предчувствием, но я уверен, что это не человеческих рук дело, – заговорил Егоров, оседая на корточки, прислонившись к стене дома под окном с вырванным подоконником, за которым когда-то жил научный сотрудник Ноговицын. – Это какая-то субстанция, дошедшая к нам, возможно, из наших снов.

– Владимирович, я никогда не замечал в тебе такой мнительности, – продолжал сопротивляться Максим Зиновьев. – Ты предлагаешь нам рассмотреть вариант со вторым пришествием? Или уж лучше сразу: приход сатаны…?

– А почему бы нет? – равнодушно и устало ответил он и добавил: – Но в любом случае, здесь разум бессилен. Ты же видел, что заглядывают в наши души.

– Так, мои дорогие и любимые соседи, – прервала их спор Светлана Александровна, – давайте пока придерживаться того, что мы имеем. Помощи нам ждать не от кого, но нам обещали, что до утра нас оставят в покое. Пойдёмте в дом, а точнее, ко мне; там и поразмыслим над нашим положением.

Она жестом руки попросила сына помочь бабе Пане, а сама, опираясь на палку, пошла к своему подъезду, никого не дожидаясь.

– Валька прав, преисподняя приоткрылась, – брякнула баба Паня Миле Добротовой, когда Максим провёл её мимо них с Егоровым (который лицом удивился ей вслед от такого наговора на себя).

– Кто бы там ни был, но он специально дождался темноты, чтобы разыграть перед нами весь этот ужас, – заговорила Мила Алексеевна, как бы извиняясь за тот момент, когда Валентин прикрыл её своим телом от бомбёжки, а она безропотно позволила ему это сделать. – Вы знаете, я очень боюсь темноты. Я даже маленький светильник оставляю всегда включённым на ночь в комнате. Петра он раздражает, но ему приходится мириться с моим капризом.

– А я давно обращал внимание на слабую полоску света между вашими шторами, когда зимой, бывало, поздно возвращался домой, – заметил ей Валентин.

– Ужасно страшно, даже сейчас, после всего этого… случившегося, – сказала она слишком мягко для испуга, а больше со смущением, поскольку они остались одни.

Сложившееся уединение было настолько естественным и невинным, что Валентин не смел даже подумать, о чьём-то намерении устроить такую ситуацию специально. «Мила не пошла за Зиновьевой, потому что та покинула «поле боя» слишком решительно. Ну, не идти же ей в дом вместе с ворчливой бабой Паней. А я остался здесь…, …потому что она осталась», – подвёл он логичный итог.

– А вы посмотрите на наши фонари над подъездами, – заговорил он спокойно и тихо, – на наши окна…. Ощущение неправдоподобное, но свечение всё равно остаётся каким-то родным. Вам что оно напоминает?

– Ну, не знаю, – растерялась она и не хотела опростоволоситься каким-нибудь простеньким ответом. – Наверное, сопротивление (вырвалось из неё неожиданное сравнение). Такая мгла вокруг…, да ещё с такими сюрпризами….