Туман и гроза (СИ)

А вместе с ними из печати вываливаются те, кто ушёл в разведку, пошатываясь и прикрывая руками сочащиеся кровью раны, а Саша вместе с другими захлопывают прорыв. Николай, разделавшись с трухлявой, как старое дерево, тенью, подбирает с земли скинутое впопыхах пальто и тщательно стряхивает с него налипшую грязь, когда к нему быстро подходит один из разведчиков.

— Николай Андреевич, мы прошли! Честно говоря, не думал, что меня ещё чем-то можно удивить, но это… надо видеть.

— Уже хоть что-то. В следующий раз….

— Погодите. Я не всё сказал.

— Что? Теней много? Сейчас обратно в Службу…

— Николай Андреевич. Вы бы сели.

— Что?

Страж вздыхает и медленно достаёт пачку сигарет из нагрудного кармана, но так и не закуривает, отводя взгляд в сторону.

— Сквозь туннель, который выстроили печатники, прорвались тени. Жуткие, вы просто не представляете… хотя нет, что это я. Вы там были и знаете. Кирилл Романович… он спустил тень. Полностью, чтобы мы смогли пройти.

— Ну, пусть теперь ползёт к Марку.

— Его нет.

Николай с непониманием смотрит на стража, досадуя, что вместо внятных ответов Кирилла слушает какое-то невнятное бормотание.

— Повтори.

— Кирилла больше нет. Он не справился, тень поглотила его. Он… точнее, тело там.

Страж машет в сторону суеты около закрытой уже печати, там же Шорохов на корточках перед кем-то.

Чем-то.

Появляется жжение в запястье — все метки якоря тускнеют и опадают. Так уже было однажды, когда Кирилл разорвал заклинание после их возвращения.

Сейчас-то что? Слово «тело» не сразу вонзается в мозг.

А потом Николай срывается с места, бросив пальто на землю, и не слушая больше ни слова. Перед глазами какая-то мутная пелена с размазанной картинкой мира.

На его пути вырастает Шорохов, который вцепляется железной хваткой в плечи и держит так крепко, что Николай не может его легко сбросить.

— Не сейчас.

— Пусти!

— Дай Марку осмотреть его. Ладно? Просто дай Марку время.

Николай ждёт, наблюдая за действиями магов-лекарей, которые применяют весь свой арсенал, стараясь вернуть Кирилла. Внутри расползается ядовитая боль под отрывистые крики реаниматологов. Главное, не мешать, как бы ни хотелось сейчас рвануть ближе.

Просто дать время.

Сколько? Сколько минут может пропустить замершее сердце? Сколько времени маг может быть мёртв?

Ведь маги ничем не отличаются от людей – та же плоть и кости, красная кровь по венам. И та же смерть, холодная, стылая. Маги растворяются и тухнут, как и их магия. Фитильки.

Посеревший и уставший Марк отходит от своей команды к молчаливым стражам.

— Что с ним?

— Я не знаю.

— Точнее!

— Мы не можем запустить обратно его сердце. Все приборы летят. Магии я тоже не чувствую.

Но Марк всё ещё колеблется, словно не уверенный в точном диагнозе, и Николая эта медлительность сейчас выводит из себя куда больше, чем он думает.

— Марк! – рычит он, не сдерживая огонь, который вспыхивает во влажных полях. — Что с Кириллом?

— Возможно, тень поглотила его душу. Возможно, он ею укрыт, и она держит его в своей хватке. Я не знаю, правда. Мне нужно больше времени.

— У Кирилла его нет! Сколько он может быть… таким?

«Мёртвым».

— Я подключу его к приборам. У нас будет пара дней.

Николая шатает и ведёт.

Подходит наконец к каталке, на которой лежит Кирилл – сейчас совершенно безжизненный.

Зрелище жуткое.

Половина тела покрыта чёрной коркой, а в местах, где её нет, чернильные паутинки, похожие на облака взрывов под кожей. Но этого просто не может быть. Так не должно быть. Они справятся со всем…, но вместе.

Николай одну за другой снимает кожаные полуперчатки и прощупывает пульс на запястье. Рука, которая уже до плеча покрыта чёрной коркой, ещё тёплая, но мерной пульсации нет. Сейчас косоворотка разорвана, и под кожей там и тут расползшиеся узоры тьмы.

А взгляд, словно в никуда, как ни посмотри - чуть в сторону. И полностью застывший.

Николай чувствует, как коченеют его собственные руки. Он видел смерть так много раз, даже собственное лицо. Но сейчас…

— Кирилл, - он зовёт тихо, но твёрдо. - Очнись.

— Коля, его больше нет. Скорее всего, - на плечо ложится твёрдая рука Шорохова. И это злит.

— Кирилл!

Ничего. И метки якоря такие же потухшие, как и у него.

В этот момент Николаю кажется, что внутри прорастают корни тьмы.

Червоточинка, принесенная из мира теней, как недуг или перезревший плод, сейчас брызнувший ядом в самое нутро и ещё бьющееся сердце. А вместе с тем — что-то затвердевает, как лава остывшего вулкана. Сухая, твёрдая, чёрная. В ней нет ничего — никаких чувств, эмоций, только темнота. Бездна.

— Вы всё-таки добились своего, правда? В этом была вся ваша задумка — или один, или другой? Ну, спустя два года удалось.

— Я уж точно не хотел этого сейчас. Ни в коем случае.

— Да? Что-то не верится.

Николай взмахом руки открывает печать, не заботясь о том, что там будет, и шагает, тут же закрыв её, чтобы никто не следовал за ним.

Он никогда ещё не чувствовал себя таким хладнокровно-спокойным.

Лаборатория вырастает мрачной грудой, стражи возникают рядом, докладывая, что всё тихо и спокойно, как внутри, так и снаружи. Дима ни слова не сказал…