— Нет. Мне просто очень хочется, чтобы ты был живым. Но это нереально.
— Класс. Стоило прийти в себя, как тебя уже не рады видеть.
— Будь ты живым, я бы чувствовал твою магию, ты же её никогда не скрывал. Вокруг тебя нет ничего. Пустота.
Кирилл именно так себя и чувствует — пустым. И холодным. Остывшая окаменелость.
«Я покажу. Недолго. Долго нельзя, ты не выдержишь».
— Ладно, смотри сюда.
Огонь вертится на ладонях, резво срывается высокими язычками до самого потолка, а потом опадает под ноги дымными искрами.
Правда, после этого ко всему прочему добавляется противное головокружение, а Кирилл вцепляется в стойку, стиснув зубы.
Он точно не очень в порядке.
Но куда важнее, что в этот короткий момент жглись рисунки на левой руке, вычерченные тенями леса, кровью и огнём. Их клятва, принесенная дважды.
— Не смей, — тихо говорит Николай, шагая вперёд, и пятно света от тусклой лампы падает на него, подсвечивая грязь и пятна на косоворотке, серые тени на лице.
— Не смей так больше никогда делать.
— Как — так?
— Умирать.
— Да я не умер!
— Вот и не смей больше так делать. Я позову Марка, он должен тебя осмотреть. Тут не особо с медикаментами и оборудованием, но хоть что-то.
— Было бы неплохо, чувствую я себя хреново.
И видит облегчение во взгляде Николая, которому куда важнее самому услышать ответ Марка. Да и чего скрывать — состояние хуже некуда, не до лишнего геройства.
Кирилл осторожно сползает со стула и аккуратно шагает, как Николай незаметно для тех, кто со стороны, подпирает его плечом и поддерживает, пока они идут в сторону подсобки.
Здесь куда тише, а Николай даже умудряется найти какой-то пыльный плед, зато очень тёплый. Его тихие спокойные и слишком равномерные движения сейчас пугают. Он даже ничего не говорит про чужую одежду, которая явно не сочетается с обликом стража, или вообще что-то.
— Что у нас с Григорьевым? Я могу чем-то помочь?
— Ляг, а. На тебе лица нет.
— Со мной…
— Нет, не в порядке! Я позову Марка.
Вместе с Марком в комнату заходит и отец. Кирилл помнит, как тот пришёл к нему в палату после возвращения из глубоких теней. И приходил каждый день.
Тогда он тоже так смотрел — внимательно, изучающе, словно проводил своё какое-то обследование, и, не удовлетворившись результатами, начинал снова.
Кирилл всегда чувствовал с отцом, как на какой-то официальной проверке.
Достаточно ли он хорош?
Также и сейчас, только хотя бы немного отвлекает то яркий свет в зрачки, то прикосновения пальцев Марка к вискам.
— Тебе бы на пару дней в больницу.
— Думаешь, у меня время есть?
— Думаешь, опухоль мозга после выхода из комы — сказки врачей? — язвит Марк. — Твой организм ослаблен, ему нужно время на восстановление. Под присмотром врачей.
— У меня не было комы.
— Кирилл Ард, мне плевать, какой чёртов стражеский откат у тебя был! Мне плевать, что ты готов хоть щас в бой на всех парах! Я — твой врач на данный момент. И если я говорю — лежать, ты ляжешь, и не будешь рыпаться, пока не последует другой команды.
— Не спорь с Марком, — добавляет Николай каким-то покровительственным тоном.
— И ты туда же!
— Или я просто сейчас тебя скручу и привяжу к этому дивану. Поверь мне, у меня достаточно опыта.
Кирилл мрачно показывает ему средний палец, и уголки губ Николая дёргаются в слабом подобии улыбки, а плечи едва заметно расслабляются.
— Объясните только одну вещь, и я соглашусь поехать в любую вашу больницу.
— Да?
— А клуб теперь что, в мире теней?
— Ты о чём? Мы в Москве.
— А какого фига всё в чёрном-белом цвете? Даже мой огонь… или плед. Да вообще… всё.
— Всё в порядке, значит? Ну-ну. Давайте в больницу.
Кирилл плохо помнит остаток то ли вечера, то ли ночи.
Когда он уже выходил из подсобки в клуб, его на минутку задержал отец, прикрыв дверь. Помолчав с минуту, он выдохнул:
— С возвращением.
— Да. Спасибо.
— Кирилл, я серьёзно. Это было страшнее, чем даже те часы с твоей матерью, когда я не знал, выживет она или нет.
— А ты ей уже успел сказать?
— Да. Она и так себе места не находила, чувствуя, что что-то случилось.
— Тогда стоит ей позвонить, а то мне она не поверила.
— Я сейчас же поеду к ней.
— Отлично. Я уже никуда не денусь, правда.
И с этими словами он выходит из подсобки, думая, что ему тоже есть, кому написать или позвонить.
***
За окнами бушует гроза.
Откуда ей взяться в начале ноября — для Кристины полная загадка, но в этой природной дикой ярости есть некоторая привлекательность. Особенно если смотреть из огромных окон на одном из верхних этажей высотного здания.
Кристина ощущает себя будто в замке — и его холодные стены из стекла и бетона высятся не только вокруг, но и внутри.
И сейчас, наблюдая за дикой и мощной грозой, Кристина думает о матери, которая тоже погибла от отката магии. О красивых заклинаниях в сиреневых кварцах. И о большой студенческой гостиной в Академии, где когда-то решала алхимические задачи.
Её уютный мирок, которого больше нет.