— Леди Бишоп. — Томас кивнул Франческе и повернулся к Луизе. От его ледяного взгляда у нее внутри все застыло. — Надеюсь, вы извините нас, но нам с леди Грейсток необходимо вас покинуть.
— Мистер Уоррингтон. — Франческа хитро улыбнулась, переведя взгляд с пылающего ледяным гневом Томаса на перепуганную Луизу. — Уверена, вы бы не стали лишать меня приятного общества без особой на то необходимости.
— Рад, что вы меня понимаете, — кивнул Томас, следя за тем, как Луиза поднимается, берет в руки шляпку и перчатки и скомкано прощается с Франческой.
Держа голову высоко поднятой, Луиза прошла за Томасом через холл и замерла на мгновение на крыльце. Шестеро всадников ждали у входа, лошади их нетерпеливо приплясывали, блестя потными боками. Их явно не щадили. Коляску подали через пять минут, и за это время Томас не произнес ни слова, отбивая стеком нетерпеливую дробь по голенищу сапога. Наконец коляска остановилась перед ними, и он протянул руку, помогая забраться внутрь. Если бы Луиза могла, она бы с радостью вспорхнула туда, не касаясь его твердой, как камень, ладони. Едва дверца коляски закрылась, как Томас взлетел в седло и всадники медленно выехали на дорогу.
Обратный путь прошел в полном молчании и спешке. Никогда еще Луиза не ездила из «Тризона» в «Магдалену» с такой скоростью. Коляска сделала круг и остановилась у входа в поместье, где их уже ждали слуги. Томас тут же оказался перед дверцей, подавая руку и буквально вытаскивая Луизу наружу. Она вцепилась в его рукав, чтобы не упасть — с такой силой он потянул ее наружу. Бросила было вопросительный взгляд, но он даже не смотрел в ее сторону.
— Мистер Уоррингтон? Томас? — Луиза сделала слабую попытку заговорить, но натолкнулась на непробиваемое молчание.
— Я… я не должна была ехать без вашего разрешения. — Луиза заговорила сбивчиво, быстро, понимая, что стоит им зайти в дом и он оставит ее, возвращаясь к своим делам. — Я прошу простить меня. Томас, пожалуйста! — Она потянула его за рукав, вынуждая остановиться на пороге перед дверью. — Я прошу вас, простите меня. Я не знаю, с чем связан ваш запрет, но теперь я понимаю — просто так вы не стали бы…
— Не стал бы, — эхом повторил Томас, обратив на нее яростный взгляд. — А вы — стали. Вы не просто решили ослушаться меня. Вы сделали это демонстративно, после того как я запретил вам выезжать на глазах у всего дома! Что, по-вашему, я должен сделать теперь?
— Наказать меня, — еле слышно ответила Луиза, глотая слезы.
Томас фыркнул, качая головой. Раздражение, злость на Луизу бурлили в крови. Страх, когда он понял, что она уехала, облегчение, когда увидел ее спокойно распивающей чай с Франческой, ярость за то, что заставила мчаться сломя голову, да еще и подключив к этому людей, которые должны были охранять «Магдалену»…
— Вы уже сами себя наказали, Луиза, — сухо ответил он и открыл дверь, пропуская ее вперед.
32 глава
Дни потянулись, тоскливые, серые, как и погода за окном. Дожди накрыли Луизиану мокрым покрывалом, не прекращаясь ни на минуту. Проливные, сильные, моросящие, мелкие — Луиза полагала, что, живя в Лондоне, узнала о дождях все. Как же сильно она ошибалась! Казалось, влажность проникала повсюду, и прогнать ее могли только ярко натопленные камины, которые горели, не переставая. Но даже им было не под силу разогнать холод, поселившийся в «Магдалене».
Минуло две недели после поездки в «Тризон», а Томас так и не произнес ни слова. Вежливо и отстраненно он разговаривал с Луизой за столом, в обществе миссис Пинс и Свенсона. Но, стоило им остаться наедине, он уходил, не обращая на Луизу ни малейшего внимания. «Вы сами себя наказали» — сколько смысла теперь было в этих словах! Луиза уже сотню тысяч раз прокляла себя за ту поездку, за то, что ослушалась, решив проявить свой характер тогда, когда в этом не было никакой необходимости. За то, что заставила переживать Томаса. Теперь она понимала, что запрет действительно был вызван не желанием показать свою власть. Что-то происходило. Что-то, державшее в напряжении весь дом. Появились новые люди. Удвоилось количество слуг, а мужские силуэты с ружьями то и дело мелькали за окнами, вызывая безотчетный страх.
До Рождества оставалось меньше трех недель, но дом едва ли походил на место будущего торжественного события. Даже говорить старались тихо, словно где-то в дальних комнатах лежал смертельно больной человек.
В очередной раз тяжело вздохнув, Луиза отложила вышивку в сторону и с затаенной надеждой посмотрела на закрытую дверь, за которой можно было услышать голос Томаса. Миссис Пинс сочувственно посмотрела на подопечную. О размолвке между ней и мистером Уоррингтоном она узнала из первых уст — Луиза поведала обо всем в первый же вечер. И не сказать, что компаньонка не разделяла мнения мистера Уоррингтона о поведении Луизы. Напротив, его негодование нашло горячую поддержку у миссис Пинс, которая не преминула добавить, что в ее молодости подобный поступок неминуемо привел бы к наказанию и простым порицанием Луиза бы не отделалась.