Туман над Смородиной

— Просто ты на меня дурно влияешь, — прошипел кот, колдун от осознания реальности услышанного вновь схватился за сердце.

— Меон, он что, тоже тебя понимает?! — Агена, казалось, была напугана происходящим не меньше.

Меон, перекладывая хвост с одного бока на другой, уселся поудобнее и продолжил ворчать, словно старый дед.

— А вы думали, что будет как-то иначе, если я ему одну из своих жизней отдам? Этот доходяга за колдовство своим же телом расплачивается, — кот кивнул на недоумевающего колдуна, — ты разве нет? — он пристально посмотрел на ведьму, явно намекая на что-то конкретное.

Агена, замявшись на мгновение, вдруг обняла себя за плечи, отворачиваясь к стоящему на огне котелку.

«У всякой магии есть цена», — говорила ей старая Велена. Это было чистой правдой, ещё не было на белом свете таких людей, что бы за совершённое колдовство не отдавали земле ничего взамен. Велена сама была слепа на один глаз, а зрение на втором ухудшалось с каждым прожитым ею летом. Для этого у неё и была зоркая сова Лина, как фамильяр, она справлялась с помощью ведьме на ура.

Матвей платил ясностью своего ума — с каждым проведённым ритуалом он терял частицу своей памяти, сначала позабыв родных отца и мать, а потом и вовсе растеряв половину воспоминаний о ненавистном старшем брате.

Тумуна одолевала слабость, порой доходящая до такого истощения, что он ходил по натянутой нитке между Жизнью и Смертью. Много раз после долгого колдовства он падал без сознания и не вставал долгое время.

Агена же о своей плате никогда не говорила. Ни с кем, кроме покойной Велены, которой доверяла все свои секреты, и Меона, который помогал ей в любом колдовстве. Тумун никогда не выпытывал у неё этой информации, считая, что если сама не рассказывает — значит ему не надо знать. Безусловно, ему было интересно. Колдун никак не мог вспомнить, чтобы с ней случалось что-то нехорошее после длинных заговоров и обрядов. Даже вчера, когда она вскипятила воду в Студёном озере, она не подавала никаких признаков слабости, хотя мощь того заклинания была поистине огромной.

— Я, честно, думала, что побочкой может стать повышенный интерес к типично кошачьей еде, но никак не разговоры с моим фамильяром, — она опустила взгляд в котелок, начиная помешивать его сожержимое.

— Всегда по-разному бывает, это ведь не зависит от моей формы. — ответил кот, — Раз на раз не приходится, однажды оглох на месяц, бывало и ходить не мог подолгу.

Тумун вдруг задумался. Судя по тому, что сказал Меон — для него побочные эффекты также не были чужды. Несмотря на то, что он могущественный фамильяр ведьмы, он не был застрахован от платы, просто она не была чем-то постоянным для него.

— И когда я сказал, что ты, — продолжил нравоучения кот, выделяя последнее слово, — на меня дурно влияешь, я имел в виду то, что на меня от тебя тоже какая-нибудь зараза непременно упадёт. Молись всем Предкамм, каких твоя пустая голова ещё помнит, чтобы это было не отвращение к рыбе.

— Хвост отвалится, — шутливо съязвил Тумун, получая громкое шипение в ответ.

Как бы то ни было, Тумун ещё со дня мучений после проведения ритуала догадывался о побочных эффектах. Вернуть жизнь усопшему — это не оберег на удачу сколотить, поэтому морально он всё же был готов. Был готов ко всему, но только не к этой странной связи с котом, которого он два года грозился пустить на варежки. Он закатил глаза и вымученно застонал:

— Да что ж такое то, почему вы не могли наградить меня какой-нибудь вечной мигренью или отнять у меня палец — другой, за что вы подарили мне счастье слушать его недовольство мной и понимать его! — Тумун взывал к небесам, вскинув руки к потолку, и делал вид самого несчастного в мире человека в надежде, что Предки сейчас же обратят на него внимание и либо отнимут у Меона способность говорить навсегда, либо убьют колдуна на месте.

Спустя минуту страдальческих возгласов, ничего так и не произошло. Вероятно, у Предков на Том берегу были свои дела и заботы, и слушать Тумуново нытьё им было попросту неинтересно.

— Сходи сполоснись хотя бы, — Агена прошла мимо причитающего друга и поставила тарелку с завтраком на стол, — и поторопись, если не хочешь есть холодное, — подсказала она, утыкаясь взглядом в свою порцию каши.

Тумун обратил на неё пристальное внимание.

— Гена, мы же поговорим? — серьёзно спросил он.

— Когда от тебя перестанет пахнуть озером — непременно, — ответила она, не поднимая глаз.

— Хорошо, я быстро, — ущипнув её за бок, он захватил грязное бельё и выскочил из дома под её недовольное бормотание и ехидный смех кота.

Вымытый начисто, Тумун сидел в бане на корточках, тыкая деревянными щипцами в большой таз, где грязное бельё булькало в горячей воде. Голову его снова заняли тревожные мысли о произошедшем вчера.

— Надо было заставить её никуда не ходить, — ругал он себя, — а лучше — сходить туда одному и набрать этих поганых иголок.

«И умереть самой глупой смертью на всём белом свете», — издевательски добавил он мысленно.

Тумун с громким плеском швырнул щипцы в воду и начал мерить баню шагами.