Место у большого зеркала освободилось. Я глянула на себя. В зеркале не я, а та, другая – высокомерная английская леди приоткрыла рот, произнося слово «сы-ы-ы-р». Похоже, исследовала белизну зубов, подчёркнутую губной помадой кораллового оттенка. Ростом она была под метр восемьдесят с «ананасом». Его расположение на макушке вынуждало аристократку держать голову высоко поднятой, чтобы ананас не свалился. Плечи прекрасной дамы были не опущены, как у меня, а державно расправлены. Спина идеально пряма, подбородок горделиво поднят. Леди походила на золотую рыбку, стоящую на хвосте. Всё искрилось и сверкало в ней фальшью: и золотистый атласный шёлк, и поддельные бриллианты, и ананас, держащийся на хрустальных заколках. Сияло всё, кроме глаз. Зрачки дамы были тусклыми, невидящими. Взгляд – мрачный, подёрнутый пеленой беспросветности.
Ослеплённая её внешним блеском, я надумала без проволочек предупредить леди:
– Мэм! Вы прекрасны – спору нет. Но учтите – у вас есть один изъян: несмотря на блеск ваших губ, ювелирки, заколок в причёске, мерцание пудры на обнажённых плечах, внутреннюю боль выдаёт зрачок. Ваш взгляд, затуманенный, одичавший от траурного затворничества, не воспринимающий более реального мира, вызывает у одних жалость, у других – злобное торжество. В нём даже великолепие реквизита не отражается. Не дайте гостям хозяина Мураниши позабавиться! Сияние глаз сыграть трудно. А вы блефуйте! Наденьте контактные линзы… Закапайте пузырёк капель… Come on[49]
, мэм! Играйте! Из глаз у вас брызжет фонтан счастья… Его подпитывает любовный жар… Эйфория удаляет горькие складки у губ… Амур придаёт глазам форму сердечек…Английская леди исчезла из зеркала на пару минут. Затем вернулась. С расширенными зрачками, пылающими небесным огнём.
Аска с перекошенным лицом покинула гримёрную. Интересно, по какому праву она делает мне замечания? И почему выходит из себя? Наверное, рано или поздно придётся объяснить ей устои демократии…
Чтобы не надевать парик, мне требовалось заручиться поддержкой режиссёра Сато-сан. И я пошла его искать походкой негритянки, несущей на голове корзину с фруктами.
На пути мне встретилась Аска, идущая из туалета.
– Скажи, что за силиконовые вкладыши ты используешь в бюстгальтере? Они здорово увеличивают и поднимают грудь, – приятельски сказала она, держа руку за спиной, как будто приготовила мне нож.
– Я не использую никаких силиконовых вкладышей, – таким же приятельским тоном отпарировала я.
– А какая у тебя чашечка? – пытала меня Аска, уже почти зайдя в гримёрку.
– Чашечка С вообще-то…
Вывод был один: с этой язвой нет смысла садиться «за стол переговоров» о демократии, а сразу пустить в ход гранатомёт, то есть недавно купленный французский бюстгальтер с гениальными подъёмными штуковинами, навороченными в чашечку D!
Ожидая лифта, я уткнулась лбом в стену. Мама! Как мне тяжко говорить с этими людьми, выслушивать их бред и улыбаться!
Из лифта выходили Аракава и Джун. В первый момент они замешкались, не узнавая меня. Потом Аракава вообще онемел и потупил очи, а шустрый Джун «отвалил» мне спонтанный комплимент:
– Вот это да… Такого парика я ещё не видел! Клёвый, правда, Аракава?
– Угу, – промычал тот, ковыряя ногой ковровую дорожку.
Уже подходя к кабинету режиссёра, на перекрёстке кулуаров я столкнулась с госпожой Фуджи, держащей в руке толстый журнал. Она ойкнула, осмотрела меня с ног до «ананаса» и, как старая добрая знакомая, ласково заговорила:
– Это для сцены помолвки, да? Красиво… А у меня тёмно-синее платье… Я в нём как тумбочка!
– Ну что вы, Фуджи-сан… Вам всё к лицу!
– Восхитительно! Будешь говорить с милым акцентом… это… как там… «Вы на удивление сладкая парочка…» Так? Зрители будут в восторге, вот увидишь! Только не простудись – становится холодно… Береги себя…
У меня выступили слёзы от её заботы. Поклонившись примадонне, я постучалась к режиссёру. Сато-сан с пристрастием подверг контролю «продукт», только что выпущенный в его мастерских, и поставил знак качества:
– Превосходно! Одежда и реквизит соответствуют образу! Парик выполнен госпожой Ойкава на пять с плюсом. Только вот он увеличивает вас в росте. Распоряжусь, чтобы заменили обувь на высоком каблуке – низким. Какой у вас размер, напомните-ка…
– 25. Но… Но… Сато-сан, к такому великолепному платью нужна красивая обувь на каблуке…
– Ничего, под шлейфом не видно…
Ой-ой, Ойкаве-сан, кажется, хорошенько влетит от режиссёра! Пожалуй, он пойдёт разбираться с ней за недосмотр, то бишь «парик» на пять с плюсом. Высоким омега-актрисам не положено, как Эйфелевым башням, возвышаться над альфа-статусами!
– Прошу прощения, это не парик, выполненный Ойкава-сан! Причёска из моих волос.
– Не может быть! И это вы сами соорудили?
– Да, за пять минут. Пожалуйста, Сато-сан, позвольте мне выходить на сцену приёма у господина Мураниши без парика. У меня от него начинаются головные боли.
– Головные боли? От кого? От Мураниши-сан или от парика? – пошутил режиссёр.
«От обоих» – хотелось ответить режиссёру.
Сато-сан по-хозяйски оглядел «ананас» с боков и сзади, затем пощупал его.