— Ну и лады, — пробурчал главный тренер, — ты это, только лишнего не ляпни. А то с этим Борей Никоноровым уже всем тренерам мозги выели. Почему не следите за спортсменами, они у вас гуляют, где хотят! Что мы няньки в детском саду?
— Чтобы я лишнего не ляпнул, — задумался я, — нужно интервью организовать сразу после обеда, у меня тогда настроение более миролюбивое.
Первое мое интервью в этом времени и мире решили записать прямо здесь, на втором этаже нашего жилого корпуса, в холле. В том своём времени я этих интервью сделал тысячу, правда, не я их давал, я их наоборот, брал. Ведь десять лет отпахал фотографом в различных журналах. Где и про спорт писали, и про моду и про медицину, и даже про историю. Вот так бывало, приедешь, диктофончик на стол, фоточки сделаешь, парочку формальных вопросов и готово. Думаете, такую ерунду не читали? Если интерьер подходящий, да мордашка красивая, да фигура сексуальная, то любую ерунду прочитают.
Я развалился на диване в ожидании, как минимум, мисс всесоюзной советской прессы. И даже прикрыл глаза, представив красивые ножки в капроновых телесного цвета чулочках. Вот что с мужчиной делает продолжительное воздержание! И хорошо, что Маура снова перевелась из Палаццетто в международный пресс-центр. А то держите меня семеро.
— Здравствуйте, — поздоровался со мной мужской голос.
Н-да, корреспондент «Советского спорта» был толстым, потным, с хитрыми бегающими глазками мужиком. И судя по носу, еврей. «Вы еврей? Нет, я русский! А я американский!» — вспомнил я старый анекдот. Корреспондент откровенно меня не удивили, он задал с десяток малозначимых вопросов. Кто первый тренер, кто второй, как я воспринял победу над США, о чём мечтаю в будущем.
— Вам не хватает заключительного вопроса, — остановил я уже складывающего свои записи репортёра, — чем финалить собираетесь статью? Между прочим, последнее слово всегда запоминается лучше первого.
— И что вы предлагаете? — подвис корреспондент.
— Давайте напишем так, — я мечтательно посмотрел на потолок, — в нашей беседе Богдан выразил надежду, что в целях массовой популяризации здорового образа жизни, после того, как в Риме погаснет Олимпийский огонь, все призёры семнадцатых Олимпийских игр вновь соберутся вместе на торжественный бал чемпионов в Москве. Чтобы ещё раз вспомнить незабываемые мгновения побед нашего великого Советского спорта! Ведь как говорил товарищ Ленин: «Молодёжи особенно нужны жизнерадостность и бодрость».
Репортёр этого самого «Советского спорта» от неожиданности открыл рот.
— Главный редактор не пропустит, — печально задумался он.
Я вынул из кармана двадцать баксов и протянул их бедному репортёру.
— Это зачем? — вздрогнул тот.
— Пообещайте главному бутылку хорошего итальянского вина, — деньги я просунул между листов, замученной невнятными закорючками, репортёрской тетради.
После ужина Суренович объявил в команде свободное время, напомнив, что завтра игра с Бразилией, поэтому не маленькие дети, и сами должны осознавать всю ответственность. Но ребята и без накачки договорились в последние три решающих дня никакого вина, и никаких приключений на свою попу. Ведь почти всем парням пообещали, в случае золотых медалей, улучшение жилищных условий, премии, и покупку вне очереди персонального автомобиля. Лишь один я, который не принадлежал ни к одному спортивному обществу, бился за простое элементарное право любого нормального человека заниматься своим любимым делом.
— Чё, сидишь? — Корней заглянул в нашу комнату, где я тупо уставился в стену.
Что-то замотался за эти дни, и потянуло меня на расслабляющую медитацию.
— Пошли мячик, побросаем, — он вытащил из-под кровати баскетбольный снаряд.
— Иди один, — я вновь попытался остановить свой внутренний плохо затухающий диалог.
— Боря обратно просится, — шепнул мне на ухо Юра.
— Ну, тогда, конечно, пойдём, побросаем, — я натянул спортивный костюм.
По традиции мы стали обстреливать кольцо на уличной баскетбольной площадке перед окнами американской команды. Пусть поволнуются, думал я, забивая восьмой мяч подряд с восьми метров. Вообще после сильнейшей травмы, когда любой бросок давался через боль, меткость моя возросла до восьмидесяти процентов. Это, конечно, если обстреливать корзину без сопротивления. А в борьбе примерно залетало семь из десяти, что тоже очень круто.
На стук мяча по асфальту и об деревянный баскетбольный щит из здания напротив подтянулись к площадке американские баскетболисты, Джерри Уэст, Джерри Лукас и ещё один высокий под два метра парень, с такой необычной большой нижней челюстью.
— Привет парни, — поздоровался с нами на чистейшем русском языке незнакомец, — сыграем два на два?
От такого нежданчика я махнул мимо цели.
— Сыграем! — с вызовом бросил Корней, — если к мамочке не побежите жаловаться, что регламент не такой.
— Что он говорит, Том? — спросил долговязого Уэст, это я понял, само собой, чисто интуитивно.
— Я, между прочим, со своей мамочкой несколько лет провёл в японском концлагере под Токио, — ответил Том Юре Корнееву.