Tуманное озеро

Скандалист и пьяница Валерьян, державший в «ёрном теле красавицу жену Марину и детей, распоясался вконец. После очередного дебоша с рукоприкладством и битьём окон, прихватив две бутылки самогона, выпивоха укатил на новеньком мотоцикле «Минск» поудить рыбку. Отплыв от берега на приличное расстояние, плюнул на червячка и закинул удочку. Утопленник стоял в озере, шевеля раскинутыми руками, и смотрел из-под воды на Валерьяна пустым страшным взглядом. Выскочив из лодки, бедолага добежал до берега по воде и дальше без остановки до деревни. Жена не узнала в измученном блондине мужа-брюнета. Фельдшер осмотрел рехнувшегося мужика и увёз в районную больницу. На мотоцикле мы неделю по нашей деревне катались. Пронырливый Санёк, достойный сын своего прохиндея-отца, прикатил на нём с папашей с рыбалки. Притворились «валенками», мол, валялся, не знали чей. Потом приехал участковый – моцык забрал. Валерьян уж год как в завязке, баню поставил, второй огород распахал, два парника смастерил. На жёнку и детей перестал голос повышать и руки распускать. Марина в благодарность за такое «чудо» одинокому Зыряге знатную оградку справила и на все праздники, когда на могилку ходить положено, с детьми ходит. Как потом сказали милиционеры, проводившие осмотр места происшествия, криминала не было. Пьяный Зыряга в расправленных сапогах-броднях выпал из лодки, и те, набравшись воды, утянули его камнем на дно. Он, вероятно, цеплялся за борт, но лёгкая деревянная посудина, перевернувшись, тоже затонула. Криминала-то не нашли, но деревня есть деревня. Слухи нехорошие про покойницу Манефу поползли. Говорили, что понятые-мужики, присутствовавшие при опознании, видели на шее бедолаги следы от женских пальцев. Очевидцы с удовольствием рассказывали желающим подробности, но только за накрытым столом и с бутылочкой водки. Целый месяц сытые-пьяные ходили, отнимая тем самым хлеб у хромого болтуна Степана, имевшего грешок приврать и насочинять всякой неслыханной жути.

Все слушали с любопытством и страхом, мурашки пробегали по телу. Случай-то произошёл здесь, на озере, и совсем ещё недавно. Васька рассказывал интересно, меняя интонации в голосе и усердно жестикулируя. Брат подбросил в костёр поленьев, в небо взвился сноп ярких кружащихся искр. Лица, озарённые огнём, казались красными, пляшущие языки пламени отражались в смышлёных подростковых глазах. Туман стелился по воде, кустам, поднимаясь и опускаясь. То сгущаясь, то становясь бледным, как паутина. Лёгкий ветерок унёс с яркой полной луны тучку. Пейзаж стал выглядеть зловеще. Вдруг в белом мареве появилась человеческая фигура. Тёмная тень двигалась вдоль берега, на голове хорошо был виден капюшон. Василий замолк с открытыми ртом, продолжая размахивать руками. Девчонки, взвизгнув, метнулись в избу, парни зажгли спички и пальнули из самопалов в сторону привидения. Я стояла в оцепенении и не могла пошевелиться, брат, схватив меня за шиворот, затащил внутрь. Заскочившие следом ребята захлопнули массивную дверь и заложили засовом. Всех трясло от страха. Через несколько минут раздался стук в дверь. Мы молчали, боялись громко дышать, каждый про себя клялся, что больше никогда в лес даже за грибами не пойдёт. Кто-то подошел и постучал в окно. Некоторое время раздавались непонятные и, как мне показалось, с возмущённой интонацией вопли. Почему-то это возмущение меня привело в чувство и ободрило. Было удивительно, что привидение так недовольно. Я убедила друзей, что если это Манефа, то она старая и слабая. Раз уж одноногий Степан жив до сих пор и рыбачить на озеро ходит, то и нам ничего не будет. Ребята слушали мою речь и жались поближе. Во мне проснулось чувство ответственности, страх прошёл. Та скрытая сила, что заложена в человека Богом, вдруг проснулась во мне, маленькой десятилетней девочке. Так и просидели всю ночь, шёпотом переговариваясь и шикая на того, кто повышал голос. По свету в оконце и пению птиц стало понятно, что уже утро. Тут раздался отборный громкий мат. По заикающейся речи поняли, что это одноногий Степан. Снаружи послышались шаги и громкий стук. Открыть дверь получилось только с третьего пинка. В избушку ворвался свежий воздух. Помятый с похмелья старик стоял, опираясь на костыли, и с удивлением разглядывал нашу компанию. Мы по одному с опаской выходили наружу. Галина со Светланкой рванули в лес уже не стесняясь, всю ночь терпели в туалет. Старик присел на крылечко, достал папиросу «Беломорканал» и молча закурил. Все обратили внимание, что Степан босой. На вопрос, почему в такую сырость и босиком, спросил, какая кобыла опросталась под навесом. Он не спросил, какой конь навалял кучу, хотя ребят было больше. Он спросил – какая кобыла. Парни посмотрели в сторону леса, откуда уже порядком времени не выходили Галка со Светланой. Мне стало немножко неудобно перед калекой.