Намывшись в общей бане и хорошо приняв на грудь в компании с мужиками, дед Степан пошёл короткой, ему одному известной дорогой до избы. Он договорился, но не помнил с кем, в воскресенье ставить сети. Подходя ночью к своему лесному жилью услышал странные звуки, треск. Сквозь густой туман разглядеть что происходит было невозможно. В собственными руками построенное жильё попасть не смог, а на стук не открывали. Кричал, а ему не отвечали.
Деда мы ночью не поняли, так как он, выпивши, начинал сильно заикаться, да и страх придавал уверенности, что впускать никого не стоит.
Хорошенько отхлебнув из прихваченной на дорожку бутылочки водки, дедуля прилёг отдохнуть под небольшим навесом для дров. А проснувшись с утра, обнаружил, что извозгал новый кирзовый сапог дерьмом, что наваляла ночью Галина. Его-то отборный мат и привёл нас в чувство.
Степан выглядел плохо. Достав из-за пазухи бутылку «Столичной», допил остатки и вызвался проводить нас до деревни своей тайной тропой. Попросив принести из-под лавки валенок, одноногий, намотав портянку, обулся. Перед тем как отправиться в обратный путь, Степан велел отмыть сапог. Покрасневшая Галка покорно отправилась к озеру. Чистый, но вонючий кирзач дед закинул на тёплую ещё печь и захлопнул дверь своей хибары. Представив ароматы в маленькой душной каморке, каждый в душе содрогнулся. Собрались быстро и пошли гуськом по еле угадываемой в листве тропке за стариком. Мы разглядывали худую, сгорбленную спину калеки, слушали его свистящее дыхание. Валенок намок и отяжелел. Нам было стыдно за то, что этот старичок ночевал на земле, Вовка переживал за вылитый на костёр керосин. Галина замыкала шествие и злилась, а я всё время думала про дробь. Опасная штука, хорошо, не долетела до цели. Тропинка была еле заметной, ветки после впереди идущего ощутимо хлестали по лицу идущего сзади. Степан наломал молодых веток чёрной смородины и воткнул пахучий букет между пуговицами потрёпанного плаща. Звериная тропа уперлась в небольшой ручеёк, после перехода вброд валенок стал неподъёмным, потом и вовсе слетел с ноги. Неуклюже наклонившись, одноногий достал мокрую портянку, выжав воду, засунул в необъятный карман. Оставшийся путь топал, шлёпая о землю голой мозолистой стопой. Войдя в деревню, все разошлись по домам, договорившись вечером после восьми часов встретиться за старой конюшней. Очень хотелось пострелять, дробь и порох «жгли» карманы. Степан пошёл с нами. На высоком крыльце курил дедушка. Увидев нас, закричал в открытые двери в дом:
– Валенти-и-ина! Партизаны вернулись, пленного ведут! Готовь праздничное настроение!
Приняв в подарок букет смородиновых веток, бабуля начала собирать на стол. Дед стал смекать «праздничное настроение». Как фокусник, достал непонятно откуда бутылку рябиновой наливочки. Посмотрев на супругу, что та даже бровью не повела, выудил из-под скамейки шкалик водки и тут же получил между лопаток мягким жёниным кулачком.
Все расселись вокруг старинного круглого стола, накрытого цветастым полотном. Мы с братом накинулись на еду, хватая грязными руками вкусную снедь: холодец с хреном, пироги с брусникой, отварную картошку, селёдку. Немного насытившись, сходили помыть руки после жирной рыбы. Не было бы взрослых – вытерли б о скатерть либо облизали грязные пальцы. Деды пили водку, бабушка потягивала наливочку, а мы с Серёгой фыркали из блюдечка горячий чай со смородиновым листом, заедая похожими на патрон конфетами «Батончик». Усердно грызли невозможной твердости грильяж в шоколаде, коим перемарали все руки и скатерть. Я, расхрабрившись от того, что нас не отругали, спросила у Степана про Манефу. Старик вопросительно взглянул на деда с бабушкой, те одобрительно кивнули, сами, видать, захотели послушать.
Вечером все собрались за старой конюшней. Ребята почёсывали задницы, исполосованные у кого ремнём, у кого вицей. Но это были привычные мелочи. Мишку родители наказали дополнительно за испорченный ридикюль и дровяник. Про дровяник рассказала вездесущая бабка Селиваниха. Та видела, как Мишка с Валькиным сколотком (моим братом) выходили из сарая и спорили, кто больше кучу навалял. Я про себя подумала: хорошо, что нас решить спор не позвали. Вдоволь настрелявшись по консервной банке, расселись у костра. Жарили хлеб на прутиках, ждали углей, чтобы испечь картошки и репчатого лука. Мы с братом были в центре внимания. Наперебой рассказывали про старуху-девицу новые случаи, что слышали от самого хромого… Болтуна и сказочника, как примет на грудь. Копией которого подрастал совсем ему не внук, наш друг Василий.