Туманное Звено. Стихотворения

Идут дожди. Луна на лоне луж
лежит щекой то правою, то левой.
Ты наяву, душа, живешь как муж,
но ты во сне всегда бываешь девой.

Еще во мне твой голос не угас:

должна ты петь и плакать до могилы.
(В живой душе всегда пленяет нас
соединенье слабости и силы.)

Увы, сквозь слой домашнего стекла

тебе давалась света только мнимость.
Пусть в девственных лесах ты не была —
тебя манила их непроходимость.

Там неподвижны змеи, как бревно,

и там же к дубу ластится лиана.
В таких лесах была давным-давно
и дичью, и охотником Диана.

Не ты ли, как стрела ее, остра,

не ты ль, как тетива, персту покорна?
Одновременно брат ты и сестра,
душа моя! И жернов ты, и зерна.

Тебе в удел дарован звучный глас

и глаз, провиденьем вооруженный.
С одною грудью, с кожей без прикрас —
такую жизнь уже имели жены.

КРУГОВОРОТ

Земля от солнца и дождя
являет сонмы превращений,
а ты всё та же, проходя
ряд сложных перевоплощений.
Вначале будучи струей
первичной влаги мирозданья,
зеленой стала ты змеей
в года библейского преданья.
За пищей, травами шурша,
большие корни задевая,
ползла ты жадно, о душа,
холодная и огневая.
Имея каменный устой,
в век камня ты была пещерой.
В кольце арены золотой
стояла ты со львом и с верой.
Сгибались бедные цветы
под гнетом рыцарской подковы.
Там, будучи колдуньей, ты
сжигала кров средневековый.
А романтичные года
отметили твой стан крылатый,
когда, тоскуя иногда,
воздушной девою была ты…
За восковым — стеклянный век
взнесет здоровые строенья,
но даже новый человек
тебя использует — для пенья.

ТРУБА

Для неживого жития
я предназначена судьбою:
больших страстей не знаю я
и счастья не беру я с бою.

Дала мне мать свою губу,

отец мой — трубку слуховую,
дабы любила я трубу
играющую, духовую.

Ночных страстей в тебе уж нет,

ты о дневной не помнишь снеди,
душа, когда закатный свет
на выгнутой играет меди.

Напутствуемая судьбой,

сопровождаемая снами,
соедини мой рот с трубой,
и звук и свет да будут с нами.

СТИХИ О СТИХАХ

СТОЛ

Тростник — начало для свирели,
стола начало — срез ствола.
Нас начинают с колыбели,
мы начинаем со стола.

Бывает стол, который просит,

чтоб все садились за него,
и стол другой: он перья носит
и ввысь уносит — одного.

Перо и капля слезной влаги

сдвигают странный самолет,
и дерево с листом бумаги
летает ночи напролет.

Противницей со мною рядом

ты строго, жизнь моя, живешь.
Ты стол оцениваешь взглядом —
на стол кладешь ты медный грош.

Ты можешь серп согнуть до круга,

рвы перейдет твоя стезя…
Но против пения, подруга,
как против тления — нельзя!

СИЯНИЕ

Памяти Раисы Блох