Всё клонится, и всё идет ко сну.Закат лучи и тени удлиняет…Последнюю и первую веснуво мне рука любви соединяет.Так много о любви прочла я книг,что книгою любовь к любви убила,и все-таки, душа, в последний мигя вспомню только то, что ты любила:то было небо с бледной синевой,вдоль набережной шов травы весенней,и стук копыт по чистой мостовойв пустое утро, в утро воскресенья.То был туман с мерцаньем фонарей,и тусклых вод текучие траншеи,и груди чаек, реющих вдоль рей,и грусть лебедок, вытянувших шеи.То был наш порт (за соль, за ветер, запревозмогающий нас вой сирены…).То были также светлые глаза —шли мученики с ними на арены.Пусть три сестры — надежда, и любовь,и вера — злом неверия убиты:всё потеряв, мы всё находим вновь,пред тем как лечь для тления под плиты.
ТРЕУГОЛЬНИК
Обычно угловат над морем мыс,кончается углом рисунок лодок,краеугольна печь рыбачьих мызи треугольны головы селедок.Глаз маяка, от солнца золотой,слепит рыбачий глаз, как рыцарь шпагой.Широкий пляж с янтарной мелкотойраспластан между дюнами и влагой.Почти забыты мною латыши,остыла я к воде и к водолазу,но первый угол здания душия прислоню к либавскому лабазу.В окне дитя, схватившись за косяк,в матроске сине-красной с белым бантом,висело как живой трехцветный стяг,воскресным увлекаясь музыкантом.К несчастью, музыкальный город былнастроен на дождливую погоду,и чайки, снизив треугольник крыл,зигзагами предсказывали воду.Но вдоль квартир, имевших вид змеи,картонная меня возила лошадь,а в сквере ноги быстрые моисверкали в Треугольника калошах.Подняв три церкви равной высоты(о, свод с тремя небесными ногами!),казался город мирной суетытреножником, стоящим над снегами.Морской старик с соленой бородойтремя зубцами бился там о гавань.Был треуголен парус над водой,в которой плотник Петр Великий плавал.С убийственной длиною шли дожди,стремительно шел ветер, влагой полный,и сногсшибательные, как вожди,шли к берегу трехъярусные волны.