Туманность Андромеды

Эта девушка была способна на сильные чувства, в этом я не мог ошибаться. О том, что я ей нравлюсь и возбуждаю в ней нечто большее, чем простая симпатия, я догадывался уже по тому, как она принимала меня в своем доме. Кроме того, она не сторонилась мимолетных ласк с моей стороны, гуляла со мной рука об руку, иногда клала руку мне на плечо, подставляла щеку или плечо для поцелуя, часто, без малейшего стыда, но и без всякого кокетства, представала передо мной в крайне смелом наряде, по утрам заходила в мою комнату чтобы меня разбудить, да и вообще допускала со мной такую близость, что я мог бы истолковать это в самом счастливом для себя смысле, если бы хоть на минуту мог забыть о ее абсолютном душевном и духовном превосходстве над собой. Иначе, думал я, мне легко удалось бы сломить ее сопротивление.

Покуда же я оставался ее рабом и невольником, так что – несмотря на дружбу и доброту этой девушки – уже начал ощущать себя скорее товарищем ее пса, в сравнении с которым я даже оказывался в проигрыше, поскольку Туру гораздо лучше понимал язык нашей общей хозяйки.

Как-то раз по прошествии нескольких недель такой жизни Ирид дала мне понять, что должна ненадолго отлучиться. Вечером она вернулась, а день провела у своего отца.

На следующий день ее отец сам пришел к нам. Жил он, как я узнал, неподалеку от домика Ирид и недавно на пару месяцев куда-то уезжал.

В дом вошел высокий мужчина, с гибкой фигурой и, несмотря на возраст, юношеской осанкой. Седые, не слишком длинные волосы легкими локонами обрамляли его умное, твердо очерченное лицо, излучавшее доброту.

Одет он был богато и весьма тщательно, опирался на палку с золотым набалдашником.

Ирид сердечно с ним поздоровалась и поцеловала ему руку. Мы сели.

Отец и дочь сели рядом друг напротив друга и долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Но живое выражение их лиц явно свидетельствовало, что между ними происходит нечто важное. Их настроение менялось, как при самой обычной беседе: согласие сменялось отрицанием, радость – удивлением и прочими чувствами.

Я уже раньше наблюдал такое в высшей степени странное общение между Ирид и ее маленькими учениками, также между нею и служанкой Окк. Но о чем у них шла речь, я до поры до времени понять не мог.

На этот раз их безмолвная беседа, по всей видимости, шла обо мне, так как старый господин обернулся, взял мою руку и, глядя мне в глаза, обратил ко мне немой вопрос, в точности как это не раз делала его дочь.

Признаюсь, я испытывал некоторое смущение и за весь вечер ничем себя не проявил. Однако отец моей госпожи дружески улыбался и погладил меня по волосам и щеке, как обычно гладят незнакомого большого зверя, проявившего послушание.

За весь вечер не было произнесено и двадцати слов. Даже после того, как Ирид принесла вина, беседа не стала звучащей.

Когда после нашего безмолвного ужина старик откланялся, мы с Ирид еще посидели немного за бокалом вина. Потом она принесла из библиотеки какой-то струнный инструмент, похожий на скрипку, и начала играть на нем быструю и страстную мелодию.

Она сыграла лишь несколько тактов, но я, к своему приятному удивлению, сразу распознал в ней настоящего музыканта. Однако должен признаться, что мне понадобилось несколько недель, чтобы разобраться во всем богатстве новой и непривычной гармонии, которой она пользовалась.

Но уже в первый вечер я почувствовал почти неисчерпаемую полноту этой музыки, составлявшей острую противоположность самой сущности этих глубоких, неспешных и скупых на слова людей.

Когда Ирид закончила играть, я взял ее руки в свои и почувствовал, что все ее тело дрожит тихой дрожью от охватившего ее возбуждения.

В этот вечер она позволила мне поцеловать ее в губы. Она уже не противилась моим поцелуям. Я обнял ее и, прижавшись щекой к ее груди, почувствовал, как сильнее забилось ее сердце, однако мой час тогда еще не настал.

На другой день при приближении вечера Ирид дала мне понять, что мы должны навестить ее отца.

Это был мой первый выход из дома на той планете. Я полагал, что Ирид намеренно ограждает меня от визитеров, желая дать мне время, чтобы я освоился в новых условиях.

Мы с ней шли по хорошей дороге мимо высоких лесных массивов и заботливо обработанных полей. По пути нам встретилось несколько домов, окруженных прекрасными садами.

Здешние растения походили на наши земные, но мне казалось, что большинство из них были пышнее, крупнее и изобильнее наших. Особенно хорошо это было видно по злаковым, колосья которых казались в два, в три, а то и в четыре раза более налитыми, чем бывают у нас. Подобно виноградным гроздьям, они клонились со своих стеблей.

Дома по большей части были сравнительно небольшие, с необычайно приятными пропорциями и были окрашены в светлые тона. Не только домов, но и людей мы встретили довольно мало.

Все они были на удивление крупными и высокими, с приятными чертами лица и уверенной благородной осанкой. Я, считавшийся на Земле едва ли не великаном, среди этих людей отнюдь не выделялся своим ростом.