Почему же он не сразу был ошеломлен красотой Карины? Может, это оказалось выше его возможностей? Так ультразвуковые волны не воспринимаются человеческим ухом без специальных приспособлений. Именно поэтому такую красоту иногда называют нечеловеческой. Но Лариса разглядела ее с одного взгляда, без всяких приспособлений, силой женского ревнивого чутья, которое сильнее любого космоса. Она сказала об этом Марату, чтобы увидеть его реакцию. И, наверное, была довольна его недоумением. А до Марата только после ее слов дошло, он опомнился и понял, что был ошарашен красотой Карины до бесчувствия, до неспособности слышать собственные мысли, до полной утраты себя, поэтому и не осознал. И еще одно понял – без того, чтобы ее видеть, он теперь не сможет жить.
И началось. Июнь, лихорадка экзаменов, встречи с Ларисой – реже, чем раньше, и постоянные, как наваждение, мысли о Карине, подкарауливание – когда выйдет на балкон или на улицу, почему ее совсем не видно? Ее мама, дама в шляпе, выходила каждое утро с мужчиной, ниже ее на голову, или так казалось из-за ее шляпы, это был, как позже узнал Марат, отчим Карины, они садились в его машину, белую «копейку», уезжали, – а где Карина? Марат додумывался до нелепых фантазий, что она в чем-то провинилась и ее запирают, как в тюрьме. Нет, конечно, это все ерунда. Но почему даже на балконе не появляется? Если живет в другой комнате, не примыкающей к балкону, можно же выйти в отсутствие родителей. Или они запирают свою комнату, когда уходят? Мама Вадика, например, запирает, специально врезали замок в комнатную дверь, Марат, узнав, удивлялся и смеялся. Вообще в ту пору замков было намного меньше. А на дверях подъездов – юные современники не поверят – и вовсе не было. Правда, часто не было и самих дверей – сделанные из фанеры и ДСП, они через год-другой расползались по всем швам, зияли дырами и, наконец, обрушивались, оставались лишь ржавые петли…
В невидимости Карины было что-то таинственное, и это странно радовало Марата: он хотел, чтобы в Карине было именно что-то тайное, необычное. К тому же он предчувствовал, что в этой любви придется долго и много терпеть, поэтому привыкать к терпению нужно уже сейчас.
И наконец он ее увидел.
И началась история длиною в сорок с лишним лет, но я не буду ее рассказывать, да и сам Марат в этом месте умолкает, грустно и мудро улыбается, теперь понимая, что самое главное в этой истории произошло до того, как что-то произошло.
III
Огней так много золотых
– Чудесные стихи!
Лучшая песня о моем родном городе, хотя она вовсе и не о нем[5]
.Наверное, мое поколение последнее, в котором эта песня и ей подобные пробуждают ностальгические чувства. Или ностальгию по ностальгическим чувствам.
Я мог бы, конечно, рассказать рифмующуюся с песней историю, настоящую или выдуманную, о случившейся давным-давно в городе Саратове любви кого-то ко мне, женатому. Не конкретно ко мне, физлицу А. И. Слаповскому, а автору-герою. Вышло бы поэтично, задушевно, печально и светло. Я умею.
Но не хочется.
Мне другое интересно, мне интересен феномен советской «народной» песни. Не массовой, не попсы, как сейчас, а именно народной. При этом не народом, как встарь, рожденной: она имела авторов, но ушла в народ, благодарно была им присвоена.
Имеется в виду песня лирическая, песня не шествий, площадей, колонных залов и парадных оркестров, тем более что в бравурных советских маршах давно уже заметили обескураживающее сходство с маршами нацистской Германии того же времени, и это понятно – схожа эстетическая бодро-агрессивная основа, а песня старых улочек и окраин, многоэтажек, сельских непроезжих и непроглядных в своей необозримости просторов, пропыленных машин и автобусов, где звучит радио, песня застолий и посиделок, песня баяна, гармоники и тихой гитары.
Конечно, это связано в первую очередь с кино – «Дело было в Пенькове», откуда и вылетела песня про любовь к женатому, «Весна на Заречной улице», «Девчата», «Два бойца», «Верные друзья» и много-много других, сами найдите, я не трактат пишу. Были шедевры и вне фильмов, например, гениальная «Одинокая гармонь», которую кто только ни пел, включая Ива Монтана, – на французском языке и с другими словами.
В мелодике – русская крестьянская напевность, приятная банальность городского романса, да еще терпкость Одессы: еврейской струи в волнах советской песни не меньше, чем собственно русской. А о том, сколько ее в произведениях, написанных для социалистических детей, отдельный долгий разговор – достаточно послушать творение 1937 года «А брив дем хавер Ворошилов».