Когда я слышу эти песни, то представляю, как слушали их мои молодые папа и мама, как они пели их с друзьями или вдвоем, и пощипывает в глазах. А жизнь тогдашняя кажется простой, чистой и наивной, хотя я знаю, что это не так.
Почему усердно поддерживалась и одобрялась партией и правительством эта линия, почему цепляли на лацканы ордена и медали поэтам и композиторам, избравшим так называемое народное звучание? Ответ на поверхности – советская власть приняла в наследство от власти имперской стремление во всем опираться на простого человека. Его, как усыпляюще шептала пропаганда, чаяния и нужды. В том числе нужду маленько попечалиться под красивую мелодию.
Одновременно запрещался рок – вплоть до восьмидесятых, когда и хлынул бурным потоком. Рок не народен, не прост и претендует нарушить монополию власти на право высказывания о насущных проблемах общей жизни, поэтому изначально был подозрителен. Как и авторская или бардовская песня, которая, впрочем, в массе своей была вполне травоядной. «Милая моя, солнышко лесное»? На здоровье, пусть поют на своей Грушинке[6]
, нам от этого не убудет!Главное впечатление, которое возникает, когда смотришь романтические фильмы тех лет и вбираешь в себя ту музыку: а ведь все-таки, черт побери, было же, наверное, какое-то единство у советского народа, который все это не только пассивно потреб- лял, но и брал в свой обиход, в душу и сердце!
Может, правы те, кто говорят о небывалой спаянности, небывалом общем порыве, небывалой дружбе народов и сословий, мужчин и женщин, взрослых и детей?
Вопрос серьезный.
Опуская рассуждения, так как не социолог, не политолог и не историк, сразу выскажу мнение: да, иногда в чувствах своих народ был един. Периодически, но не регулярно. Это единение именно эмоциональное, как за столом, когда все выпивши, и все друг друга любят, и все поют. Патриотизм, к слову сказать, напиток тоже очень хмельной.
Отсюда и тоска многих о тех временах. На самом деле – о мифе. А советский миф, что ни говори, был красив. «И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое отечество, республику мою!» – искренне надсаживался Маяковский, не столько веря в самим собой сказанное, сколько страстно желая поверить, убедить себя (не убедил), и мне это настроение вполне понятно, хоть и давно не близко – весна оказалась со страшными заморозками.
Такое единство, как и всякое эмоциональное, чем бы оно ни было вызвано: праздничным застольем, пятилеткой в четыре года, победой нашей хоккейной сборной, первым полетом человека в космос или присоединеньем Крыма, – оказывается временным, некрепким. Это лишь видимость настоящего единства, подделка под него. Нацию (государственную, не только этническую) крепко и надолго объединяют ум и дело, а не порыв, не эмоции, и вот тут-то и проблемы, тут-то, как выяснилось, сплошь разброд и шатание.
И замечательная советская песня, если вглядеться, тоже часто подделка, как и мифическое наше единство. Очень искусная, но не народная, а под народ, для народа, во угождение ему. И для поучения, потому что хоть дозволялось сочинять и петь про личное, в том числе даже про несчастную любовь к чужому мужу, но с непременными оговорками и расставлением точек.
И лирично, и прилично.
И все же – хорошо, очень хорошо, особенно если сравнивать с тем, что поют про это сейчас. Один лишь пример:
Ох… Прав, как всегда, Пушкин:
Но потом все равно переключишь на что-то другое.
Скажут: ладно, всех рассудил, все разобрал, там народ, там не народ, а сам-то ты кто? Сам что слушаешь в грустную минуту?
Отвечаю: я почти не слушаю песни, хотя и сам их когда-то сочинял – не народные и не бардовские, ерунду какую-то для собственного развлечения. Я предпочитаю музыку без слов. А если уж песни, то на чужом языке, там я слов не понимаю, они ничего не подсказывают и ничему не мешают, воспринимаю, то есть, тоже как музыку.
Когда же сам что-то себе напеваю, то это обычно песни чисто народные, которые бывают намного наивнее и даже глупее профессиональных, зато они про меня. Как вот эта, которую я пою себе чаще других и которую приведу целиком и на ней закончу.