Туманные аллеи

Вы не вейтеся, черные кудри, Дуня,
Над моею больной головой.
Я сегодня больной и бессильный, Дуня,
И совсем не владею собой.

Ах, зачем ты меня целовала, Дуня,

Жар безумный в груди затая?
Ненаглядным меня называла, Дуня,
И клялась: «Я твоя, я твоя!»

Вот настанет осеннее утро, Дуня,

Будет дождик слегка моросить.
Ты услышишь протяжное пенье, Дуня,
Как меня понесут хоронить.

Из друзей моих верных, наверно, Дуня,

Знать, никто не пойдет провожать.
Только ты лишь, моя дорогая,
Будешь слезно над гробом рыдать.

И в последний ты раз поцелуешь, Дуня,

Когда крышкой накроют меня.
И уста мои больше не скажут, Дуня,
«Что ж, прощай, дорогая моя…»[8]

Вольск

– Русская провинция везде довольно одинакова. Одно только там ни на что не похоже – сама Волга.

И. Бунин. «Речной трактир»

Я тогда в Вольске жила. Город Вольск, Саратовская область. Большой, красивый. От слова «воля» название произошло. А некоторые считают – Волгск, от Волги. Да неважно. Там что было знаменито – цементный огромный комбинат и военное училище. Училище тыла. Даже иностранцы учились. Моя подруга вышла за молодого человека из Эфиопии. Черный, но не так чтобы. Скорее, сильно смуглый. Тогда Эфиопия шла по социалистическому пути, про нее по радио каждый день говорили. До сих пор помню – Менгисту Хайле Мириам. Или Мариам. Намертво вклеилось. А кто он, чего, не помню.

Все наши девушки, конечно, хотели выйти за курсанта. Это понятно, у человека сразу после выпуска приличная зарплата и квартира от государства. И они симпатичные были, культурные. Среди наших тоже встречались ничего, но меньше. Наши с курсантами дрались то и дело. Из-за девушек и так, по пьянке. После танцев обычно. На танцах не дрались, чтобы площадку не прикрыли. У нас площадка в парке хорошая была, большая, эстрада такая, ансамбль пел живьем, вокально-инструментальный, свои ребята были, талантливые. А после танцев начиналось. Один раз было столько с двух сторон, что прямо как на войне. Стенка на стенку. Это ужас. Триста спартанцев какие-то. И палки, и камни, и ремни, кому-то голову пробили, кому еще что. Но до смерти никого не убивали. Ни одного случая не помню. Вообще мирное было время, не то что сейчас.

А я жила у тетки. В деревне у нас не было средней школы, только до восьми классов, я у тетки в Вольске школу закончила. Тетя Римма, добрая душа, царство ей небесное. Я девочка красивенькая была. Худая, тетя Римма говорила – одни локти и коленки, зато стройная. Сейчас посмотреть на кого моего возраста, все же толстые. Поголовно. А я стройная до сих пор. Во всем свой плюс, правда? А на лицо была очень эффектная. В иностранном стиле. Актриса такая была французская, как ее, господи… Ладно, замнем. И смелая была, и во всем современная. Сейчас говорят – продвинутая. Крутая. Зачетная. А тогда не помню, как говорили. Клевая, что ли?

И вот я на танцах вижу курсанта. Не в форме, они иногда сбегали в гражданке или просто в увольнительную переодевались, но мы их сразу угадывали – прическа, рост хороший, осанка. Наши лохматые все были, мода такая была. До плеч. Я вижу, стоит блондинчик, симпатичный, даже красивый. Осматривается, с кем потанцевать. Я потихоньку подошла, стою рядом, делаю вид, что просто так. Он раз посмотрел, другой. Пригласил. Начали танцевать. Он такой застенчивый, неопытный. Молчит. Танец кончается, я говорю: еще не хотите? Он говорит: мне скоро возвращаться. Я говорю: вы в училище? Тогда даже молодые на «вы» говорили, вежливые были все. Он говорит: да. Я говорю: я в той стороне живу, может, проводите заодно?

И пошли. Он молчит, а я рассказываю, что школу закончила, поступать собираюсь, а пока работаю, еще что-то такое. Что из деревни, не сказала. А тетя Римма моя жила в частном доме прямо по дороге. И я ему прямым текстом: у меня тетка на смене, я одна, по вечерам боюсь сидеть, может, вместе посидим, чаю попьем? Практически нагло, конечно, но в приличной форме, все так нежно, без задней мысли как бы. Как бы я просто такая наивная, что ничего такого не вижу, чтобы молодого человека зазвать. Но он: нет, спасибо, мне пора.