Читаем Туманные аллеи полностью

Поехали в город, посидели в открытом ресторанчике на берегу. Я смотрю, как он выбирает еду и вино, как говорит с официантом, как салфеточку на коленочки кладет – ну реально мой Георгий, один в один. Только повыше и стройнее, у моего Георгия пузико рыхлое, мягкое. Как-то решил сбросить вес и убрать пузико, купил абонемент в тренажерный зал за очень хорошие деньги. Чтобы был стимул, потому что ходишь ты туда или не ходишь, а счетчик тикает, деньги пропадают. И первый месяц ходил исправно, иначе жаба заела бы. Потом пропустил по болезни, потом поездка куда-то, потом просто лень. Не ходит. А деньги продолжают утекать. Он поехал туда и потребовал аннулировать абонемент, вернуть деньги. Конечно, они не хотели. Максимум, что можем, переоформить на другое лицо. Он им: не надо никакого другого лица, просто верните деньги. Они поупирались, но быстро поняли, что связываться с моим Герой себе дороже, вернули деньги и распрощались. С облегчением.

Итак, я вижу, что Егор как вариант чуть получше. И поостроумней, и вообще. Но по многим признакам – то же самое. Когда обратно ехали на такси, он накидку на сиденье расправил. Складочка там была. А складочек быть не должно. Расправил и только после этого сел. И это тоже мой Георгий. Не дай бог он придет, а у тебя что-то лежит неубранное, или шторы на окне несимметрично раздвинуты, одна больше, а другая меньше. Скандалить, может, не будет, но сразу такое кислое лицо, будто… Да нет, даже не кислое, трагическое сразу, будто любимая собачка у него умерла. Кстати, о собачке. Была у него собачка… Нет, это потом или вообще никогда, не буду отвлекаться. У меня такая манера, зацеплюсь за что-то интересное, ухожу в сторону, начинаю всякие подробности. Я считаю, в этом ничего такого нет, жизнь как раз и состоит из интересных подробностей, а не из того, из чего мы думаем, но его это просто бесило. Ты хоть что-то, говорит, можешь нормально рассказать до конца?

Ну вот, едем обратно, и Егор берет мою руку. Намек и предупреждение. О том, что продолжение следует.

А я думаю: что я делаю, дурочка? Зачем я наступаю на те же самые грабли?

Но тут же сама себе возражаю: постой, ты еще шишку не набила, а уже лоб трешь! Может, он только внешними параметрами похож, а в глубине совсем особенный? Может, он в интиме интересней? Потому что Георгий мой и в интиме нудный, у него целый ритуал – сначала выпить кофе, поговорить, потом в постель, где, конечно, ни одной складочки, потом… Да не буду я про это, неинтересно. Кто понимает, и так поймет, кто не понимает – их счастье.

Постой, говорю себе, ты что, уже на переспать с ним настроилась? Опомнись!

С другой стороны, хороший вечер, хороший мужчина, хорошее, если в целом, настроение, в голове градус от вина колышется, почему не доставить себе удовольствие? Георгий своим козлизмом, считай, выдал тебе индульгенцию. Он же сам сказал: можешь лететь, с кем хочешь. Но я, как невеста верная, никого не стала искать, а могла бы, правда, пришлось бы путевку переоформить, но это не так сложно, а уж сколько желающих со мной отдохнуть… С какой стати этот героизм?

Он гладил, гладил руку, целовать потянулся. Ладно, стали целоваться. Спокойно так, то есть без дрожи, без суеты, со знанием дела. Как у взрослых людей и должно быть.

И, когда приехали, он ласково спрашивает, без напора, без наглости:

– К тебе или ко мне?

Я не люблю бывать в гостях, даже если сама не дома. На самом-то деле в гостях удобней, всегда можешь сказать – мне пора. И все. А у себя другое, тут, даже если тебе человек надоел, прогонять неудобно. И все равно я предпочитаю свою территорию. На уровне инстинкта что-то такое.

Но тут у меня возник приступ честности. Или сработала дальновидность. Если у нас с ним что-то будет развиваться, он узнает, что я на старте немного наврала. Для нудных это повод доставать попреками ближайшую тысячу лет. Лучше риск вначале, чем расплата потом. И я говорю: можно ко мне, но сначала выслушай.

И объяснила ему, кто я и что я. Заодно рассказала про Георгия.

– Мы с тобой встретили своих двойников. Можешь объяснить, зачем нам это надо?

– Человек, – говорит он мудро, хоть и выпил, – всю жизнь проживает одну и ту же ситуацию. На всей земле вечный день сурка. Но меня сейчас это не парит, я знаю точно только одно – я жестоко хочу быть с тобой.

Я даже протрезвела от таких речей. Говорю: выпить бы еще немного, а у меня ничего нет. Он говорит, что у него есть, сейчас сходит, а ты пока готовься.

Я иду к себе, и тут опять начинается Голливуд, но уже в жанре дурацкой комедии: в моем номере сидит Георгий. Его запросто пустили, он же в путевке значится – фамилия, паспортные данные. Сказал им, что просто опоздал на самолет, прилетел с другим.

И вот он сидит и смотрит телевизор. Что интересно – чемодан не разобран. То есть еще не решил, насовсем приехал или сейчас поговорит и улетит опять.

А я по понятной причине начинаю нервно смеяться.

Он любит, когда я смеюсь, даже если нервно. Заулыбался, подошел, обнял, говорит:

– В самом деле, пошло все к черту, я так к тебе захотел! Наверно, я тебя все-таки люблю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классное чтение

Рецепты сотворения мира
Рецепты сотворения мира

Андрей Филимонов – писатель, поэт, журналист. В 2012 году придумал и запустил по России и Европе Передвижной поэтический фестиваль «ПлясНигде». Автор нескольких поэтических сборников и романа «Головастик и святые» (шорт-лист премий «Национальный бестселлер» и «НОС»).«Рецепты сотворения мира» – это «сказка, основанная на реальном опыте», квест в лабиринте семейной истории, петляющей от Парижа до Сибири через весь ХХ век. Члены семьи – самые обычные люди: предатели и герои, эмигранты и коммунисты, жертвы репрессий и кавалеры орденов. Дядя Вася погиб в Большом театре, юнкер Володя проиграл сражение на Перекопе, юный летчик Митя во время войны крутил на Аляске роман с американкой из племени апачей, которую звали А-36… И никто из них не рассказал о своей жизни. В лучшем случае – оставил в семейном архиве несколько писем… И главный герой романа отправляется на тот берег Леты, чтобы лично пообщаться с тенями забытых предков.

Андрей Викторович Филимонов

Современная русская и зарубежная проза
Кто не спрятался. История одной компании
Кто не спрятался. История одной компании

Яне Вагнер принес известность роман «Вонгозеро», который вошел в лонг-листы премий «НОС» и «Национальный бестселлер», был переведен на 11 языков и стал финалистом премий Prix Bob Morane и журнала Elle. Сегодня по нему снимается телесериал.Новый роман «Кто не спрятался» – это история девяти друзей, приехавших в отель на вершине снежной горы. Они знакомы целую вечность, они успешны, счастливы и готовы весело провести время. Но утром оказывается, что ледяной дождь оставил их без связи с миром. Казалось бы – такое приключение! Вот только недалеко от входа лежит одна из них, пронзенная лыжной палкой. Всё, что им остается, – зажечь свечи, разлить виски и посмотреть друг другу в глаза.Это триллер, где каждый боится только самого себя. Детектив, в котором не так уж важно, кто преступник. Психологическая драма, которая вытянула на поверхность все старые обиды.Содержит нецензурную брань.

Яна Вагнер , Яна Михайловна Вагнер

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза