Милдрет вжималась в его спину, горячую и влажную от напряжения. Нос её утыкался Грегори в шею, а руки обвивали живот молодого лорда, и девушка с трудом могла сдержать улыбку. Грегори, впрочем, этой улыбки не видел. Его, как и Милдрет, пьянила скорость, но смотрел он не на спутницу, а вперёд.
Впрочем, добравшись до реки, он спрыгнул на землю и помог Милдрет выбраться из седла – хотя та прекрасно могла бы сделать это и сама. Грегори просто нравилось держать её в руках, касаться тёплого тела. Ощущать запах конского пота и горькой травы, пропитавшие кожу Милдрет и её волосы. Грегори сам не замечал, как начинает улыбаться от одних только этих прикосновений.
Они устроились на берегу реки и стали распивать вино, передавая бурдюк из рук в руки. Потом Грегори потянуло купаться, и Милдрет, наблюдая за ним, тоже скинула одежду и нырнула следом. Вода была холодной, но в ней откуда-то возникли горячие руки Грегори, и Милдрет тут же ощутила его обжигающее дыхание у своего уха. Милдрет выгнулась, прижимаясь к нему сильнее, и ощутила знакомое возбуждение, которое делало любое прикосновение Грегори обжигающим и сладким. Руки Грегори скользили по её спине, иногда касаясь ягодиц – и тут же убегая, будто опасаясь, что творят недозволенное.
– Милдрет… – собственное имя показалось Милдрет незнакомым и возбуждающим, когда прозвучало вот так, произнесённое шёпотом.
А потом руки Грегори исчезли, и вода показалась до жути холодной. Загребая ее сильными рывками, Грегори двигался к берегу. Милдрет обняла себя руками и несколько секунд стояла неподвижно, силясь согреться, а затем двинулась следом за ним.
Они вернулись в замок под утро, но с тех пор такие ночные прогулки стали их новым развлечением, которое длилось, пока не наступили холода. С утра оба были медлительными, и на тренировку с трудом хватало сил, зато оба выкладывались ночью в верховой езде. Ближе к концу июля Грегори раздобыл вторую лошадь. Они платили трактирщику в деревне, чтобы тот содержал обеих, и брали их только по ночам.
С наступлением зимы поездки стали реже, зато тренировки упорнее, и Грегори стал замечать, с каким упоением выкладывается на них Милдрет. Он, конечно, и раньше знал, что Милдрет в прежнем доме воспитывалась как воин, но никогда не думал, что возможность проявить себя в бою так для неё важна.
– А для тебя разве нет? – спросила его Милдрет, когда Грегори произнёс этот вопрос вслух. Тот пожал плечами.
– Мне это интересно, – задумчиво сказал он. – Но по большому счёту это просто развлечение. Не знаю, чего я бы на самом деле хотел.
– Это потому, что ты всегда мог делать то, что хочешь, Грегори.
– Ты говоришь так, как будто…
– Не обижайся, – Милдрет улыбнулась и коснулась его щеки кончиками пальцев. – Просто я никогда не могла позволить себе жить так, как хотела. То, что тебе кажется естественным, для меня может быть целью жизни. Ещё в монастыре я мечтала о том, чтобы быть свободной и владеть мечом. Но, похоже, и за стенами монастыря для меня не изменилось ничего.
Грегори помрачнел и отвернулся.
– Тебе плохо со мной?
Милдрет покачала головой.
– Нет, дело не в тебе. Дело в том, что этот замок… Душит меня. Я для всех здесь чужая.
– С Элиотами было бы не лучше.
– Я знаю, – Милдрет отвернулась и замолкла, прикрыв ненадолго глаза.
– Я тоже чувствую это, – сказал Грегори задумчиво. – Я беспомощен в собственном доме.
– Но это лишь до тех пор, пока ты не станешь рыцарем. А я не стану им никогда.
Грегори внимательно посмотрел на неё.
– Ты им станешь, – сказал он. – Я обещаю. Ты будешь моим оруженосцем, а затем, когда я верну себе замок – станешь моим сенешалем.
Милдрет слабо улыбнулась.
– Меня всё равно не примут здесь.
– Как и меня. Никто не примет тебя или меня, или кого-то ещё просто так, Милдрет. Своё право надо вырывать из чужих рук. Из мёртвых рук их вырвать легче всего.
Он замолк, вглядываясь Милдрет в глаза, пытаясь отыскать в них страх, но глаза Милдрет были спокойны, как воды озера, подёрнутого первым льдом.
– Если ты так хочешь, – сказала она.
– Разве ты не хочешь отомстить? – спросил Грегори.
Милдрет качнула головой.
– Я хочу только быть с тобой, – сказала она и тут же замолкла.
Грегори отвернулся и улыбнулся краешком губ. Милдрет верила в то, что говорила, и Грегори тоже мог бы ей поверить, если бы не знал абсолютно точно, что Милдрет нужны меч, свобода, рассветные туманы над долиной Бро и свежий ветер, бивший в лицо. И он любил её такой – за то, что Милдрет любила это всё.
Осознание того, что это именно любовь, не удивило Грегори, потому что то, что он любит Милдрет, казалось естественным, как дыхание. Милдрет была его. Была с ним. Была частью его – как частью его правой руки был клинок.
Весной Грегори получил новое – первое за весь прошедший год – письмо от сэра Тизона. Само это письмо стало для него вестником наступающего лета, потому что в нём сэр Тизон писал, что в замке Бро в начале лета будет проводиться турнир.