Нас в шлюпке шестеро. Алексей, матросы Юра и Володя, я и две женщины. Одна возвращается домой из отпуска, проведенного где-то на юге. Она держится спокойно, уверенно, не ойкает, не зажмуривает глаз, видя очередную волну, летящую на нас. Вторая — маленькая испуганная девчушка. Она кончила в Салехарде зооветеринарный техникум и теперь едет зоотехником в один из ямальских оленеводческих колхозов. Веснушчатое личико Таси побледнело, даже веснушки поблекли, будто враз выцвели, но губы застыли в улыбке. Она то и дело поправляет пробковый пояс, точно желая убедиться: здесь ли он.
Не знаю, какой у меня вид. Во всяком случае мне не до фотоаппарата, который я захватил, чтобы сделать несколько снимков. Я судорожно держусь руками за скамью, на которой сижу. Это не лишняя предосторожность: шлюпка так прыгает, что совсем нетрудно выпасть из нее.
До берега мы не дотягиваем метров сто пятьдесят — двести: мелко, под килем шлюпки скрипит песок. Но на берегу уже приняли меры, чтобы взять у нас пассажирок. Завели гусеничный трактор, подцепили к нему плоскодонный катерок и двинулись нам навстречу. Трактор, попыхивая синим дымом, вполз в воду так, что волны захлестывали его почти до половины карбюратора. Трактору это не нравилось, он чихал, фыркал, потом, рассердившись, вдруг развернулся и заковылял к берегу, оставив катерок на произвол судьбы. Катерок запрыгал, зарыскал по волнам, несколько раз «кашлянул» — и замолк. Его стало относить в сторону, к берегу.
— Н-да, положеньице, — сквозь зубы протянул Жихов, с трудом удерживая нашу шлюпку, чтобы она не села на мель и чтобы ее не отнесло в губу. — Придется купаться, парни.
Оба матроса, будто только и ждали этих слов, тотчас же спрыгнули в воду, дружно ухнули от обжигающего холода, взяли на плечи женщин и зашагали по грудь в воде к берегу. Волны набегали сзади, окатывали с головой и носильщиков, и их живой груз. Затем Юра вернулся за вещами, Володя же принес на плечах мальчика, мать ребенка дошла сама.
Только поглядеть на ребят — и то сразу мурашки шли по коже, словно сам побывал в ледяной воде. У них не попадал зуб на зуб, лица посинели. А предстояло еще не менее тридцати минут идти к теплоходу, поднимать шлюпку на тали. И это при пронизывающем ветре!
Уже потом я спросил Жихова, а нельзя ли обойтись без этих «добровольно-принудительных купаний»? Ведь не входит же в обязанности матросов переносить на собственных плечах пассажиров и грузы по грудь в воде?
— Не входит, — согласился Алексей, — это верно. Но вы должны учитывать и специфику Севера. Пассажирское движение здесь не очень оживленное, порты пока не оборудованы как следует, губа мелкая. И вам таким же манером придется высаживаться, если на берегу катер забарахлит, как сейчас.
Я возмутился: не женщина, чтобы меня на руках носили, сам дойду! Жихов рассмеялся:
— Да дело же не в том, мужчина вы или женщина! И здоровенных ребят, закаленных полярников порой носим. Мы-то дома, на теплоходе, в тепле. Обогреемся, положенную после купания порцию спирта хватим — и порядок. А пассажиру еще десятки, а то и сотни километров от места высадки до дома добираться. Как он, в мокрой-то одежде, а? Здесь не среднерусская полоса, где на каждом шагу деревня — заходи, обогревайся. Здесь — тундра, этим все сказано…
Утром следующего дня опять налетел ветер, поднял волны. «Калашников» снова бросил якорь, чтобы переждать непогоду. Молодежь затеяла танцы на верхней палубе. Качка сталкивала пару с парой, бросала партнеров то в объятия друг друга, то к одному из бортов. Но танцы продолжались, без устали гремела радиола. Только на этот раз не высовывали из воды любопытные мордочки морские зайцы, неравнодушные к музыке. Танцевала вся свободная от вахты команда, наперебой приглашая девушек, едущих «на рыбу», и прочих пассажирок. А официантки в ресторане, которые должны были обслуживать голодных и жаждущих, с завистью поглядывали на танцующих из дверей и с неприязнью — на едоков-клиентов: нашли, мол, время есть, не могли потерпеть.
Я танцевал с двумя подружками. Они окончили школу торговых работников и казались себе знающими, отлично подкованными во всех торговых вопросах. Когда я поинтересовался, как они представляют свою жизнь на Севере, круглая, чернокосая, похожая на колобок Маша бойко ответила:
— Какой же это Север? Это просто Заполярье, нам так говорили. А Север — это за Диксоном.
Надя, не расстававшаяся с лыжным костюмом, промолчала, лишь застенчиво улыбнулась.