Уже весной добралась как-то до Антипаюты инспектор окружного отдела народного образования. Недели две жила вместе с девчатами, сидела на их уроках, присматривалась, кое в чем поправляла. Перед отлетом в Салехард протянула подругам листок бумаги, смущенно сказала:
— Здесь написала, это о вас, девчонки. Не очень складно, но от души. Только сейчас не читайте, когда улечу.
Едва самолет поднялся в воздух, учительницы развернули листок. Думали — замечания, пожелания. Оказалось — стихи. Вот они.
Инспектор была права, посвятив трем подружкам пусть не очень умело написанные, но искренние, идущие от сердца стихи. Девчата выдержали экзамен на мужество и стойкость, первая зима их не сломила. Хотя, если говорить честно, ох как им не хотелось возвращаться после летнего отпуска опять на факторию! Мороз продирал по коже при одной мысли о предстоящей полярной зиме. Соблазн остаться в Курске или в одном из селений области был велик. Вакантных мест в сельских школах хватало. Лиле — у нее диплом с отличием — даже предлагали работу в самом городе. Родители уговаривали: будет с вас, пусть другие поработают на Севере.
Они не собирались на свой «военный совет», чтобы решить: возвращаться или остаться. Просто каждая из них представила, что будет, если она не появится больше в Антипаюте. Перед Лилей встало скуластое, с раскосыми глазами лицо Алешки Салиндера, сорванца и фантазера, мечтающего попробовать все земные профессии, связанные с машинами. Как-то застенчиво сунул ей тоненькую школьную тетрадку, еле слышно попросил: «Прочитайте, роман я однако написал, только никому не говорите…» Это был не роман, а довольно неуклюжий рассказ о происшествии во время летней кочевки. Но, кто знает, может, действительно из Алешки выйдет писатель? А она, учительница, будет к этому непричастна, она дезертирует, потому что испугалась неудобств…
Валя вспомнила своих драмкружковцев. Собирались осенью, после начала учебного года, взяться своими силами за сочинение сатирической пьески на местном материале и поставить ее на сцене клуба. И вообще — в школе дел невпроворот. Если она не вернется, ее нагрузку воспитателя и преподавателя должны будут нести оставшиеся. Ведь не исключено, что не сразу найдут в Тюмени или Салехарде замену…
У Зины были почти такие же мысли. Только-только выбрали комсомольцы Антипаюты ее своим вожаком, поверили, задумали интересные дела, а она улизнет. Дескать, живите сами, как хотите, мне и в Курске неплохо…
И они вернулись в Антипаюту, хотя никто их не заставлял, дипломы и прочие документы были у них на руках. Сами девчата не видели в этом ничего особенного, просто понимали, что нужны здесь.
…Мы шли по деревянным мосткам фактории. У мостков, посередине улицы, возле домов и по берегу реки — повсюду высились груды ржавых консервных банок и бутылок. Смешливая, с острым язычком Зина сказала, кивнув на эти залежи:
— В Курске можно было бы прожить, не работая, а только сдавая эти бутылки и банки. И вполне прилично!
И опять возник разговор о некоторых местных кооператорах, завозящих сюда спиртное. И о том, что порой в иных семьях не считается предосудительным налить полстакана разведенного спирта двенадцатилетнему пацану: мужчина, мол, как не пить…
Навстречу нам от причала бежал подросток и махал рукой.
— Это Алешка Салиндер, — встревожилась Лиля. — Что-то случилось.
— Лилия Павловна, — мальчик с трудом переводил дыхание, — ребята из Адерпаюты и Тото-Ягы приехали!