Тундра не любит слабых

Не очень-то надеясь на обещание начальника Радиометцентра помочь мне попасть на какую-либо полярную станцию (мало ли у него других дел, чтобы помнить обо мне!), я решил воспользоваться случаем и познакомиться с зимовщиками, которые со дня на день должны были прибыть на Диксон на теплоходе «Сестрорецк». Ребята направлялись в отпуск. Здесь им предстояло получить деньги, документы, отчитаться о проделанной работе. Впрочем, отчеты они уже приготовили, оставалось только сдать их руководству. «Сестрорецк», как мне сказали, не намерен был долго задерживаться в порту, он спешил на запад. И полярники спешили. По два-три года ребята не были на Большой земле, не видели родных, лишь слышали их голоса по радио. Их нетерпеливость была вполне понятна. Но я уже знал по прошлым встречам здесь же, на Диксоне, что через четыре-пять месяцев им наскучат теплые края, затоскуют их сердца по снежным просторам Арктики, по незаходящему солнцу, по товарищам и работе. Поставят они свои «Волги» и «Москвичи» под брезент, засунут в чемоданы модные костюмы и туфли, достанут унты, полушубки, ушанки и, не догуляв положенного, уедут обратно на Диксон.

Мне хотелось познакомиться с ними, тем более что кто-то из опытных людей сказал, что скорой оказии может и не быть, так что мое желание побывать на зимовке вряд ли удовлетворится. Поэтому я с нетерпением ожидал прихода «Сестрорецка».

В салоне «Сестрорецка» было шумно: товарищи, не видевшиеся так долго, обнимались, что-то, перекрикивая гул голосов, спешили рассказать друг другу. Тут же у столиков толпилась очередь: кассиры и кадровики выдавали зимовщикам деньги, документы. Хотя уже наступила ночь, никто не помышлял о сне и отдыхе.

Мне посчастливилось познакомиться с Валерием Князевым, начальником полярной станции на мысе Стерлегова. Узнав, что я москвич, он несказанно обрадовался, будто встретил давнего друга. Сам он из Дубны, города физиков. Но какая разница — Москва и Дубна, рядом почти, каких-то сто километров. Это не расстояние!

Валерий затащил меня в каюту, поставил на стол невесть откуда добытую бутылку коньяка:

— Выпьем за нашу Москву, соскучился я по ней зверски! Ты давно оттуда? Два месяца! Это ерунда, считай, что позавчера вылетел! Я два года с гаком… Как она, расскажи!

— Стоит, — ответил я, не зная, о чем рассказать, — что ей сделается? Ты лучше о себе…

— Иди ты! — отмахнулся Князев. — Ты какие, московские, куришь? Дай-ка, затянусь родной «Явой», а то ленинградские осточертели, нас только ими снабжают… Ну, валяй, говори!

Я нехотя стал рассказывать о Москве. В самом деле, что там интересного? Ну, еще одна очередь метро пущена — кого этим удивишь? Подземные переходы — тоже не новость. Какие новые спектакли? Бог их знает, давно уже в театрах не бывал, все в командировках. Словом, я со стыдом убеждался, что мне почти нечего рассказать Валерию. Что-то мямлил, тянул, бубнил.

Однако Князев слушал так, будто я говорил захватывающе интересно о любопытнейших вещах. Он жадно затягивался моим «Беломором» и, уперев кулак в щеку, неотрывно смотрел на меня, изредка задавая наводящие вопросы.

В дверь каюты кто-то заглянул. Валерий приподнялся, помахал рукой, крикнул:

— Лева, у меня земляк, только вчера из Москвы! Тащи сюда наших, общий аврал, свистать всех наверх!

Через несколько минут тесная каюта заполнилась людьми. Не считая нас с Князевым, в нее втиснулось еще шесть человек — весь состав полярной станции на мысе Стерлегова. Напрасно я уверял, что мои сведения о Москве не столь уж свежи, за два месяца путешествия обросли длинной бородой. Зимовщики заставили меня вновь повторить то, что я рассказывал их начальнику. Был уже четвертый час ночи, когда я не выдержал и взмолился:

— Ребята, ну вы о себе расскажите! Москву-то вы через день-другой сами увидите, а мне на мысе Стерлегова вряд ли удастся побывать…

Теперь пришла их очередь пожимать плечами, недоумевать: «А чего там интересного, о чем рассказывать?» Отсюда, из Арктики, Москва и все связанное с нею казались им чем-то особенным, неповторимым. Двухлетняя же жизнь на станции выглядела обычными буднями, наполненными обычным трудом.

Мне показывали фотографии, сделанные за время зимовки, комментировали их. Постепенно вырисовывалась более или менее ясная картина жизни на полярной станции.

По штату на станции положено девять человек: гидрометеорологи, радисты, механик-дизелист, каюр и повар. Ребята решили зимовать всемером, для этого нужно было овладеть каждому второй профессией. И они добились этого: метеорологи овладели радиотехникой, радисты — секретами метеорологии. Учились и работали.