Тундра не любит слабых

Жили в двухэтажном доме, который стоял на скалистом берегу речки, впадающей в море, в нескольких десятках метров от станции. У каждого отдельная комната. В свободное время собирались в большой кают-компании, играли в настольный бильярд, в пинг-понг, читали книги, смотрели кинофильмы. Свободного времени хватало на отдых, учебу, охоту и лыжные прогулки: работали посменно по двенадцать часов, выходной через день. В первые недели стреляли диких оленей прямо с крыльца дома. Весело жили, дружно. Не случайно именно их станции первой в Западной Арктике присвоили звание коллектива коммунистического труда. Не только за точность метео- и гидронаблюдений, за отличную научную работу, но и за слаженность, товарищество. За два года ни одной ссоры, ни одного инцидента — это что-нибудь да значит! Ведь семеро разных по характеру людей, со своими взглядами и темпераментами, и людей отнюдь не идеальных, не книжных, а живых, обычных. Все время на виду друг у друга, все открыто, у каждого бывает и плохое настроение, и тоска по дому, и побрюзжать-поныть ему охота, и поругаться для разнообразия с кем-нибудь. Это не коммунальная кухня, где повздорившие соседки могут годами не разговаривать, не замечать друг друга. На зимовке люди поневоле должны общаться. И не только по работе.

Когда я слушал бодрые воспоминания о житье-бытье на станции, то ловил себя на мысли, что зимовка в рассказах полярников выглядит эдаким земным раем. И работают через день, и комната у каждого своя, и о пище заботиться не надо, в магазинах в очередях стоять: все завезли, вплоть до картофеля, капусты и яблок. На работу спешить не надо, тебя не тискают в метро или автобусе: спустился из своей комнаты на первый этаж — тут и рабочее место твое. А пресловутая оторванность от мира — просто красивые слова: какая же это оторванность, когда центральные газеты сбрасывают с самолета через неделю — десять дней после их выхода в свет?! И письма, и посылки от родных. И развлечений хватает. Кино хоть весь день смотри, охота чудесная, есть моторная шлюпка, собачья упряжка — катайся себе, сколько влезет.

Словом, мне тоже захотелось на зимовку. Я уже прикидывал, сколько я сумею прочитать книг и сколько написать при таком количестве свободного времени. Теперь уж меня не удивляло, что полярники, отогрев косточки под южным солнцем, спешат и рвутся обратно на Диксон.

Вероятно, это впечатление осталось бы у меня навсегда, если бы кто-то из ребят мимоходом, к слову, не обмолвился об одном из эпизодов, случившемся минувшей зимой. Он вспомнил о нем без умысла потрясти меня, но оживленные, улыбающиеся лица парней сразу посуровели.

А об этом случае вспомнилось вот почему. На одной из фотографий я увидел будочку, одиноко стоящую на льду. За ней острыми зубьями гребенки торчали торосы. Я спросил, что это за будка. Оказалось — футшток. Он устанавливается над прорубью метрах в двухстах от берега. Внутри — рейка с делениями, по которым ведутся гидрологические наблюдения за изменением уровня моря, и другие приборы. Гидрологам надо дважды в день снимать показания. В любую погоду. А пурги и бураны в этих местах бывают такими, что люди, случается, замерзают в трех метрах от дома, не в силах найти его.

Зимовщики провели к футштоку электричество, поставили на тропинке столбики с лампочками, натянули леер, за который надо держаться во время пурги, чтобы не сбиться с дороги. На футштоке был запас продуктов, теплая одежда на случай, если непогода заставит человека пережидать ее в укрытии.

И вот однажды, когда полярная ночь была уже на исходе и со дня на день должно было впервые появиться солнце, разыгрался сильный буран. Он нагрянул внезапно и застиг гидролога в футштоке. Двое суток зимовщики ждали товарища, не в силах ему ничем помочь: ветер валил людей с ног, метеорологи добирались до своих приборов, стоящих на площадке в нескольких метрах от дома, на четвереньках. Когда буран чуточку угомонился, ребята отправились к футштоку. Будки на месте не было: ветром оторвало ледяной припай и отнесло в море. Трудно даже представить, как в полной темноте, в мороз и пургу зимовщики тащили к полынье тяжелую шлюпку, как разыскивали товарища. К счастью, все обошлось благополучно.

Это не единичный случай, такими эпизодами наполнена вся жизнь полярников, и они считают подобные истории будничными, неинтересными. Такова их работа, так они вырывают у Арктики ее тайны и секреты, которые та не хочет отдавать по доброй воле…

Летом, во время навигации, в Диксонской бухте шумно и людно. Катера, самоходные баржи, лихтеры, ледоколы. Но в основном — солидные лесовозы под советскими и иностранными флагами. В этот период Диксон напоминает передовую в наступлении. Еще больше усиливает это сходство Штаб морских операций, где на большой рельефной карте посреди зала дежурные каждый час передвигают фигурки судов. Радиосвязь надежно соединяет работников штаба со всеми кораблями, идущими по морям к востоку и западу от Диксона.