Папа багровеет, мама бледнеет, а потом ее лицо покрывается красными пятнами, а у меня в душе настоящая буря. Я напоминаю себе, что жизнь множества людей в опасности, что я должна была это сделать, и все правильно, но сейчас мне это кажется ох каким неправильным.
И на душе скребут кошки.
Наверное, выгляжу я так же плохо, как чувствую себя, потому что Джейкоб не донимает меня упреками. Наоборот, он появляется рядом и делает вид, что кладет руку мне на плечо.
– Закон Человека-паука, – напоминает он в тот момент, когда из глаз у меня уже готовы брызнуть слезы.
Я киваю и мысленно клянусь, что, если мой план не сработает, я из кожи вылезу, но помогу все исправить.
Помогу всем, перед кем провинилась.
Включая кота.
– Слушайте, – говорю я, как будто эта мысль только что пришла мне в голову. – Мы же улетаем завтра поздно вечером, да? Так можно же с утра все переснять!
– Если бы это было так просто, Кэссиди, – отвечает папа и трет переносицу.
Мое сердце ухает в пятки.
– Почему нельзя?
Папа вздыхает.
– Катакомбы – это музей. Посещение строго по расписанию. Мы не можем просто прийти и снимать, когда захотим. Наш визит на прошлой неделе Полин согласовывала заранее.
Я поворачиваюсь к маме и вижу, что она уже взялась за дело: прижала к уху мобильник. Остается надеяться, что она разговаривает с Полин.
– Я понимаю, – повторяет мама снова и снова и подолгу молчит, слушая Полин. – Но может быть, есть хоть какая-то возможность? Хорошо.
Она отнимает трубку от уха и переводит дыхание.
– Ну? – не выдерживает папа.
– Обещала сделать все возможное.
Нам остается только одно. Ждать.
Спустя пять убийственно долгих минут телефон звонит, и я не дыша жду, что скажут маме. Заглядываю ей в лицо: напряжение постепенно сменяется облегчением и бурной радостью. Мне кажется, что я глотнула свежего воздуха, когда мама говорит: «Спасибо! Спасибо вам большое!». Она прощается, потом объясняет нам, что Полин – чудесная, прекрасная Полин – договорилась, и мы можем прийти в катакомбы, когда они закроются для туристов.
– Здорово! – говорю я.
– Да уж, здорово, – уныло повторяет Джейкоб. – Страшнее этого подземелья днем может быть только одно – оказаться там ночью.
И, хотя Адель его не слышит, на ее лице тоже тревога.
Родители снова надевают одежду для съемок, приводят в порядок прически и пытаются изображать спокойствие, пока мы ждем Полин. Но когда папа видит, что я обуваюсь, он качает головой.
– Нет, Кэсс. Вы с Адель останетесь здесь.
У меня ёкает сердце.
– Но я хочу с вами!
Мама трет переносицу.
– Не понимаю, – начинает она. – В первый раз катакомбы тебя так напугали, что…
– Я не буду вам мешать, – обещаю я и продолжаю ныть: – Ну, пожалуйста…
– Дело не в том, что ты будешь мешать, золотко, – говорит мама.
– Но в прошлый раз ты так рвалась поскорее уйти, – перебивает папа. – Что за неожиданная перемена?
Но папе это сказать я не могу, поэтому избираю другую тактику.
– Катакомбы – это такое место… Обычно людям удается там побывать один раз, не больше, – говорю я. – И я не хочу упустить случай снова побывать там. Даже если и было немного страшно. И вообще, вы же поручили мне важное дело, фотографировать. Я хочу делать свою работу.
Видно, что они колеблются, и я привожу последний довод.
– А еще Адель! Я хочу ей все показать.
Не сказать, чтобы Адель смотрела на меня с энтузиазмом, но я безмолвно умоляю ее не спорить.
Мама вздыхает, а папа кивает и смотрит на часы.
– Ну что ж, тогда бери куртку. Вечером прохладно.
Мне хочется подскочить и обнять его! Но это выглядело бы чересчур подозрительно, а я не могу допустить, чтобы у родителей возникли вопросы. У них сейчас своих забот хватает.
В вестибюле нас ждет Полин.
Она взяла напрокат машину. Антон и Аннетт уже сидят там. Папа с виноватым видом отдает им то, что осталось от пленки, но Антон отмахивается от извинений и берет футляр.
–
– Только если ты не Кэссиди Блейк, – язвительно замечает Джейкоб, когда машина трогается с места. – Потому что тогда ты сама их притягиваешь, а иногда и
Глава двадцать третья
До зеленого павильона мы добираемся уже затемно.
Нас ждет охранник. Мы подходим, я фотографирую табличку у входа и отправляю Ларе.
Я: Входим. Надеюсь, что я справлюсь.
Я: Если я умру, не отсылай Джейкоба.
Я выключаю телефон, убираю в карман и глубоко вздыхаю.
Признание: я очень боюсь. Боюсь, что мой план сработает. Боюсь, что он не сработает. Боюсь того, что ждет нас там внизу, в темноте.
Жаль, что солнце уже село.