Тупо в синем и в кедах

– Какие танцы? Вы в своем уме?! Вы что, не понимаете, что мы не можем сейчас танцевать?! Наша одноклассница тяжело заболела, вы разве не знаете?! Она крайне тяжелая! По нашей вине заболела девочка, мой друг. Друг многих из нас! С ее приходом в класс мы все вообще почувствовали себя другими людьми! – И пробормотал что-то вроде: «Ну почти все». И он ни на кого не смотрел. Ни на Вику, ни на Рену. Чтобы не показать воспиталке и директору, кто именно виноват.

Слушай, мне кажется, даже птицы замолчали. Такая случилась страшная тишина на нашей площадке. И только ветер знамя школы на флагштоке – хлоп! Хлоп! Ужас какой-то. И все, кто молчал, кто деньги брал у Вики, все стояли такие вчерашние, убогие, жалкие, трусливые. Боялись, а что им будет.

Ничего им не будет. Пусть с этим живут.

Никогда не думала, что Хэттер на такое способен, что он такой взрослый и мудрый. Я даже на какой-то момент подумала, что он грузин, честное слово. Нет-нет, не потому, что я считаю, что грузины лучшие. Хотя да, я так думаю, прости, запуталась. Просто, понимаешь, Хэттер – человек чести. А мой папа говорит, что честь для грузина – это главное. Я думаю, для всех честь это главное, правда же? Независимо от национальности. Ведь он сказал чистую правду, Лизок. И странная акция Вики-Рены, глупых этих куриц, пусть Бог даст им немного ума в их пустые головы, она ведь случилась только от обиды. Они вдруг поняли, что им не дотянуться. И не стать такими, как ты. И они не могли осознать почему. В чем твое преимущество, в чем твоя загадка?! Что есть в тебе такого и где это купить, – ломали они голову, понимаешь, Лизок? Они недоумевали, что в тебе за уверенность такая и сила, почему ты молчишь и не воюешь, и не плачешь, и не умоляешь о прощении, и почему тебя абсолютно невозможно достать ни с какой стороны…

* * *

Мы были у тебя в больнице. К нам выходил Илай. Говорят, что он даже вчера принес свой ханг и тихонько играл под окнами реанимационного отделения. И медсестры сказали: когда раздалась эта музыка, Лиза открыла глаза. И осмысленно смотрела две или три секунды приблизительно! Медсестры побежали за врачом. Но врач не разрешил больше играть. Потому что разные там больные. Кого-то лечит музыка. Кого-то наоборот. Теперь Илай сидит там без ханга. Он втерся в доверие к какой-то медсестре Инне и один раз вечером просочился к тебе. Говорит, что ты лежишь с закрытыми глазами, но он уверен, что все слышишь. Не знаю, что он тебе говорил. Расскажешь потом, ладно? Обещаешь?

* * *

Между прочим, среди выпускников не оказалось никого, кто хотел бы выпускной, платья-шматья… А Вика просто молчит. Она не призналась, что это ее вина. И никто не признался в участии в буллинге. Но Вика очень плохо выглядит. Просто ужасно. Мне кажется, она наконец поняла, что на самом деле натворила. Она ведь думала, что это такие игры в песочнице, сегодня с этим не играем, завтра этого песком обсыпем, этого совочком побьем, а оказалось, человеческая жизнь. Слушай, Лиза, она все время ходит за мной, когда мы собираемся, хочет со мной разговаривать. И когда я смотрю ей в лицо, не решается. Боится. И другие, из ее компании, тоже боятся. Деньги брали… Где совесть у этих людей. Папа сказал, не должно быть у нас ничего общего с этими бесчестными детьми. И он прав.

* * *

Был педсовет в актовом зале. Пригласили нас с родителями. Мы договорились, что каждый скажет дома о том, что мы не хотим никакого выпускного бала, никакого ресторана, голубей этих бедных дрессированных и ужасного шествия через весь город, и парада мод тоже не хотим. Родители пошли с нами в школу и в ответ на заявление дирекции – «не устраивайте демострации, таким инвалидам детства, как Бернадская, помогает государство, им лекарства бесплатно, все лечение бесплатно» – сказали, что это «бесплатно» надо еще где-то достать, купить, передать и привезти и что взамен выпускного мы, и ученики, и родители хотим помочь и Лизе Бернадской, и другим больным детям. Как это все чаще и чаще делают выпускники в цивилизованных странах. Взрослая женщина, завучка-воспиталка, педагог, принялась убеждать, что это у нас один раз в жизни такой вечер, что это должно запомниться, и что скажет гороно, если в нашей школе провалится выпускной вечер… Директор знаешь что сказал? Он сказал: мы вам не верим. Вы что-то затеваете. Напишите нам сценарий вашего мероприятия, если вы не хотите наш сценарий. (Ты это слышишь, Лиза?! Сценарий мероприятия!) И пусть классный руководитель, – сказал директор, – нам принесет его. Понимаешь, Лизочка, они, которые знают нас с шести лет, нам не верят. По-моему, это не по-человечески – не верить детям, которые выросли у них на глазах. И по-моему, мы все-таки выросли довольно приличными людьми. За редким исключением. Как думаешь?

И вот когда директор сказал: «Мы вам не верим», – встала Гора, Горпина Димитровна, и сказала: «А я – верю». А за Горпиной встал всеми уважаемый наш физик Пауль Францевич и встала биологичка. Ну а Ирочка-англичанка с самого начала нас поддерживала и была с нами. И Оксана Ивановна. И все другие учителя.

* * *