Турецкий караван

«Я думал, что воюющая несколько лет за свое существование и независимость Турция значительно ослабела, испытывает усталость и подверглась разрушению. Но, наоборот, я вижу, что она вполне здорова, сильна и революционна. Все то, что мне пришлось наблюдать в Турции, дает мне полную уверенность в том, что Турция не бросит свое оружие и выиграет дело своей независимости. Я и мой народ выражаем по этому поводу свое полное удовлетворение».

Фрунзе вырвал листок, Абилов вслух перевел. Реджеб Зюхди напряженно слушал, и вдруг лицо его прояснилось. Ответ капитулянтам!

— Сейчас же иду на телеграф!

После ухода редактора разговор продолжался, но уже более легкий, ознакомительный. Фрунзе говорил о том, что видел в дороге: среди населения авторитет Кемаля велик… Абилов рассказал, что противник Мустафы Кемаля Рефет-паша — хитрющий человек, говорит гладко, мягко и черт знает что выкручивает.

Абилов принимал в полпредстве двоюродную сестру Кемаля, Фахрие-ханум, — приезжала с поручениями брата. Она вела хозяйство в доме Мустафы, заботилась: брат много работает, совсем не отдыхает. Однажды сказала: он не обманывает, не предает.

Фахрие через город ехала с закрытым лицом — одни только черные глаза видны, — а в полпредстве снимала чадру. Ласковая такая, умная…

Было видно, что Абилов здесь свой человек, и человек знающий — умеет ориентироваться в обстановке. По-товарищески открыто он все рассказал о себе. Двадцать лет назад окончил школу в Нахичеванском уезде. В двадцать лет поехал на заработки в Петровск. Из Петровска — в Баку, на промыслах в Балаханах работал, еще помощником паровозного кочегара… Его, социал-демократа, посадили в тюрьму за распространение литературы. Вот его академия!

— После тюрьмы я снова поехал в Петровск. Проводил забастовки моряков на Каспии. Осенью в седьмом году я уже в Баку на похоронах рабочего Ханлара Сафаралиева выступил. Потом в Персию поехал — на помощь революционерам. В двенадцатом в Баку издавал газету «Бакинская жизнь». Мой друг Гамид Султанов участвовал. Потом опять попал за решетку, выслали в Астрахань… А в восемнадцатом в Закаспии меня местная контрреволюция схватила.

Абилов с открытым сердцем сказал:

— Но ошибок я не избежал: был членом парламента мусавата от партии гуммеристов и неверную позицию занимал. Но уже в прошлом году после переворота я работал вместе с Серго Орджоникидзе. Большой человек! Помог разобраться… Летом, перед отъездом в Ангору, я в Москве был. Делегатом конгресса Коминтерна. С Лениным говорил! Меня представили Ленину: вот будущий полпред Азербайджана…

Все слушали рассказ Абилова внимательно, хорошо. Фрунзе сказал:

— Молодцом вы, просто молодцом! Спасибо…

За окнами глухая чернота. Собаки не унимались. На стеклах окон появились морозные узоры. В комнате пахло чаем и углями. Наконец люди разошлись, оставили запах табака.

ЗАГАДОЧНАЯ АНГОРА

Ваня мигом разобрался в расположении входов-выходов, лестниц резиденции, где вода, где дрова и все нужное. Кемик на первом этаже развернул кухню. Рядом — большая нежилая комната, наверно была кофейней.

В ушах Вани все еще звучал «Интернационал», хотя Кулага категорически заявил, что играли гимн просто из вежливости — турки-националисты «Интернационала» не признают, и играли-то на турецкий лад — печально, слишком протяжно. Но как все-таки встретили на вокзале! Правда, заметил, что Фрунзе молчалив, не шутит. Приписал это утомлению, а Кемику сказал: «Вот этот факт массовой встречи показывает, что найдется твоя сестричка Маро».

Ночью со всех сторон пошел вой, будто волки подступили к этой окраине Ангоры. Накинув шинель, Ваня вышел на волю. Глотнул морозного воздуха, как на перевале.

Черное небо все в звездах, горит серебром. Под ним ни одного жилого огонька. Только красная точка папиросы часового у слабо белевшей стены. Поднялась круглая луна. Так все близко видно на ней, что хоть потрогай руками. Вот ее рисунок — Каин убивает Авеля, как говорил дед Сайка. Да, брат вилами закалывает брата. Вот она, мировая быль. И не враз картину переменишь. Это правильно замечает Кулага. Но, может, в новом году уже кое-что и удастся. А новый год — через две недели… Луна в красном круге — к большому ветру. Круг вроде разорван — к снегу. Нет, вроде два круга, один в другом, — к морозу.