Турецкий караван

— Один револьвер у меня, и все! Наркомзем Агамали-оглы дал мне письмо к одному человеку в Екатериновке, — вот она. Этот человек, между прочим, товарищ Абилова, раньше состоял с нами в партии «Гуммет» — «Усердие», но я его не знал… Пришел я в Екатериненфельд, оставляю осликов с золотом под наблюдением своих помощников, иду в земскую управу. В управе было пятеро: Азиз от Азербайджана, двое от Грузии, немец от немецкой колонии, грек от греческого района Цалка — полный интернационал! Вошел, спрашиваю: «Кто здесь Азиз Шериф от Азербайджана?» Отозвался один такой, маленького роста. Спрашиваю: «Агамали-оглы знаешь? Тебе привет от него и письмо…» Азиз с семьей, значит, снимал здесь комнату, ездил инструктором в пять волостей по школьному, санитарному и ветеринарному делу, местность и обстановку знал. Тут альпийские луга, пастухи-азербайджанцы свободно приходили к маслобойкам и сыроварням.

— Чувствую, Азиз помог вам перейти на турецкую территорию?

— Он проникся ко мне доверием, я это понял, и сам доверился, тем более что письмо к нему, — потихоньку сказал ему, с чем и куда пробираюсь. Тогда он дает мне записку к башкичетскому комиссару Бунятову: «Прошу проводить до границы». Я и перевел свой золотой караванчик через турецкую границу, а там уже было свободно. Сдал свой груз в Эрзеруме…

— Ясно, дорогой товарищ. Спасибо… Теперь о Субхи…

Тут вдруг Гамидов достал из полевой сумки фотографию человека в свитере и пиджаке. Острижен под машинку, доброе лицо. Сквозь стекла пенсне мягко смотрели большие глаза.

— Это Субхи, товарищ Фрунзе. Я принес показать вам его лицо. Он был доверчивый, честный. Я знаю его жизнь. Он училище правоведения окончил в Константинополе. Университет окончил в Париже. В тринадцатом году султанская власть ложно обвинила его, что он участвовал в убийстве садразама[5] Шевкет-паши… Убили-то свои, соперники. Обвинили же революционеров. И триста человек гуртом без разбора заточили в Синопскую крепость. Среди них и Субхи, революционер. Осудили на пятнадцать лет! Но не тот человек был Субхи, чтобы в крепости пропадать! Сговорился с одним рыбаком, и тот в лодке под парусом переправил Субхи в Одессу. Но скоро началась мировая война. И теперь уже царь ссылает его, человека враждебной страны, на Урал. Тут Субхи познакомился с большевиками. Он участвовал в Октябрьской революции! Он был верен решениям Второго конгресса Коминтерна и всеми силами помогал турецкой революции в борьбе с империализмом. Мне сказал: какой же я буду революционер, если в этот час на родину не поеду? Он писал Кемалю: находясь среди турецкого народа, коммунисты лучше будут помогать в борьбе за национальное освобождение. Сформировал в Баку полк, отправился на помощь Кемалю. Но Кемаль его не защитил от фанатиков, от наемных убийц. Не защитил? Почему? Такого человека!

— Да, я немного читал о нем, славный был товарищ, — проговорил Фрунзе.

— Он все время думал о родине, отрезанной дашнаками и меньшевиками. А там уже возникли комячейки! Что же — он у нас в Баку собрал среди военнопленных первый съезд турецких коммунистов. Избрали тогда бюро, Субхи — генеральным председателем. Скоро пришло письмо Кемаля: от имени Национального собрания предлагал послать делегацию в Ангору. И тут же писал, что, мол, поспешное выступление разобьет единство нации. Собрание, видишь ли, идет вперед осторожно, не мешай своей острой политикой, оглядывайся… Поддерживай с ним связь, будь солидарен, оказывай помощь.

За этим рассказом Фрунзе почувствовал, что положение Кемаля гораздо сложнее, чем это представлялось в Москве в разговоре с Чичериным. Фрунзе подумал о том, что Гамидов, по-видимому, не отдает себе в этом отчета, не видит, что и сам Кемаль выдерживает напор реакционных сил и, чтобы избежать катастрофы и довести дело до конца, собирает воедино такие различные группы, партии — лавирует…

Гамидов продолжал:

— Субхи немного сомневался в успехе совместной работы, но больше надеялся… Но вот — убили моего друга! А я им золото привозил…

Фрунзе думал о том, кому было нужно убийство Субхи. Провокаторам, но не Кемалю. Кемаль нуждался в помощи народной массы. Гамидов уже должен был знать, что осужденные в Ангоре члены так называемой «правительственной компартии» амнистированы. Убийство Субхи и его товарищей — пусть это и самосуд, линчевание — компрометировало Кемаля в глазах Советской страны. Несомненно, этого и добивались сторонники соглашения с Западом. Это услышал Фрунзе в рассказе Гамидова, хотя тот хотел сказать нечто другое. Фрунзе поблагодарил его, дискутировать же не стал, потому что увидел глаза Гамидова…

…Субхи почувствовал неладное уже в Карсе, когда в холодном мрачном зале его и товарищей приветствовал преувеличенно торжественный и в то же время напряженно-вкрадчивый командующий Восточным фронтом Карабекир-паша.