Турецкий караван

Начались буковые рощи. Караван уже высоко. Коснулись неба плоские верха заснеженных холмов, а еще выше — с небом слились альпийские луга, сейчас тоже заснеженные. Стал хватать мороз. Лошади заиндевели. Отчаянно визжали в снегу колеса. Теперь уже скоро перевал.

По левую руку внизу потекла размытая синева долины. Как дымок, там вильнуло русло реки. Начался последний подъем. Судя по спокойствию аскеров, место благополучное. Открытое, прозрачное, сосны стоят вдали.

Около четырех часов пополудни — пока было светло — взошли на перевал. Ветер рвал коням хвосты, людей пробирал до озноба, пронизывал.

Внизу будет тепло. Но перед селением Кавак, где намечена первая ночевка, надо взять еще один перевал. Фургоны понеслись по волнистым уклонам в долину — скорее, скорее, пока светло… Но еще не скатились в синеву, как за увалом ударили звонкие в горах винтовочные выстрелы.

Кавалеристы охраны сразу сняли и положили поперек седла свои винтовки, взбадривая себя криком:

— Э-э! А-а!

Караван остановился. Ваня, лежавший в брезентовой бочке, достал из-под края миндэра карабин, ужом выскользнул наружу, плотнее надвинул на голову буденовку, а полы шинели заткнул за ремень. Фрунзе расстегнул кобуру с маузером:

— Как видно, продолжается эпопея Понта!

К фургону подъехал майор, сказал, что отправил двоих выяснить, в чем дело. Кемик, уже стоявший с Ваней возле Фрунзе, перевел:

— Поскакали… Вон деревня Чаккала, дым видно… Майор спрашивает, не свернуть ли в Чаккала ночевать.

Подошел невозмутимый Андерс:

— А я бы — дальше, в Кавак, по плану.

— Что скажет разведка, — ответил Фрунзе и прислушался. — А понтийцы-то пуляют?

— А не турецкая это застава отжимает кого-то от дороги?.. В Чаккала — это ж лишняя ночевка, — Андерс поежился. — Лишние блохи… и клопы!

— Лучше блоха, чем пуля, — усмехнулся Фрунзе и тихо добавил: — Мы обязаны доехать. И вообще, я связан постановлением…

Бойцы в караване знали об отчаянном случае, происшедшем с Фрунзе минувшей весной, когда боролись с Махно. Со спецпоездом Фрунзе прибыл в Полтавскую губернию, куда стянулись банды Махно, на станции Решетиловка пересел на любимого гнедого коня и с охраной и вестовыми поехал искать красноармейскую часть. У леска маячили вооруженные, казалось в буденовках, но когда Фрунзе приблизился, они насторожились, вдруг закричали, вскинули винтовки и стали стрелять, — махновцы! «Уходить врассыпную!» — крикнул Фрунзе своим и поскакал назад к станции. За ним погнались трое махновцев. Один шел на прекрасной лошади и стал настигать. Фрунзе раз и другой ударил в него из маузера, свалил с седла. Двое продолжали погоню, стреляя на скаку. Фрунзе спрыгнул на землю и из-за коня, положив ствол маузера на седло, сбил и этих. Снова вскочив на коня, увидел кровь у него на шее. Рана была не глубокая, но конь стал сдавать. Доехав до поезда, Фрунзе почувствовал, что сам ранен в бедро. Товарищи увидели, что его шинель пробита в двух местах… После этого случая Совнарком Украины высказался против непосредственного участия Фрунзе в операциях.

Из-за выпуклости склона выехал Хамид.

— Застава сказала: бандиты выбежали на Красный гребень.

— Где бандиты сейчас? — строго спросил майор.

— За гребнем отдыхают.

— Их не отогнать, паша, — сказал майор, обращаясь к Фрунзе. — А пока объедешь эту гору, станет темно.

Фрунзе отверг предположение Андерса, что майор просто нагоняет страх, потому что ему хочется в тепло, а в Чаккала у него родственники. Нечего зарываться, банда подвижнее каравана. Фрунзе сказал:

— Ночуем в Чаккала.

Это распоряжение прошло от фургона к фургону. Караван живо скатился к речке. Называлась она Каратешсу, то есть Черный Камень. Круто забирая вправо, шоссе огибало хребет. Недолго шли вдоль речки. На другом ее берегу виднелись красные черепичные крыши и черные тополя.

Зеленая трава покрывала долину. С журчаньем текла речка. Забелел каменный мост. От него потянулись кубики-дома. Лучи солнца прорвались в долину. Оранжево-рдяные кубики — это обмазанные известкой и окрашенные закатом. Совсем черные — глинобитные — дома бедняков. Мост сложен из светлых камней и тоже освещен закатом, как и небо над черными дубами.

— Что такое возле моста? — спросил Фрунзе.

— Скала, похожая на человека, — ответил Ваня.

Подъехали — живой человек. Широкие шаровары, у щиколоток схваченные высокими носками, красная рубаха под меховым раскрытым жилетом и феска. У человека не было руки. Он смотрел на склон горы, уходящей в темноту. Услышав стук колес, повернулся:

— Кто вы такие? Что везете? Кого?

— Сойди с дороги, осел! — гневно приказал майор.

— Как ты невежлив и жесток. Мог бы и пожалеть меня: ведь я ищу недостающую руку, я, бывший партизан из бывших летучих отрядов Черкеса Эдхема. Разве я виноват, что он поссорился с Кемалем и бежал к врагу? Но на этом деле я и потерял свою руку: Кемаль двинул войска против непокорного Эдхема, начался бой — саблей и отрубили…

Он пошел рядом с фургоном Фрунзе.