Турецкий караван

…Фрунзе, Андерс и начштаба самсунской дивизии сидели в номере над картой, отмечали расположение застав, опасные подъемы и спуски, неспокойные места.

Ваня тем временем отправился вниз, в гостиную, которая называлась — холл. Через этот холл, полный белогвардейцев, сейчас пройдет Фрунзе — садиться в повозку. Ваня с револьвером в кармане неторопливо спускался по деревянной лестнице. Из темного коридорчика на площадку вдруг выступил владелец отеля, схватил за рукав и потянул к себе Ваню, шевеля черными усами, зашептал:

— Дай совет. Я грек, но меня не трогают. Я русскоподданный. Властям вреда не делаю. Соблюдаю законы. Лучший отель в городе! Все в нем живут: французы, итальянцы, американцы…

— Ничего отель, — подтвердил Ваня. — А что тебе надо?

— Имею просьбу к гражданину Фрунзе, чтобы вступился в Ангоре за мирных несчастных румов… Можно его просить?

— К Фрунзе может обратиться любой… Но, между прочим, товарищ Фрунзе знает, что и где сказать. А я скажу: главное, чтобы люди положили оружие. Для нас все нации равны, грек или турок. Необходимо жить мирно.

Внизу новое препятствие. В закутке под нижним маршем, где легко спрятаться и прицелиться в затылок человеку, сошедшему с лестницы, Ваня обнаружил в тени судомойку, русскую женщину из Крыма. Владелец отеля обычно окликал ее «Манья».

Настоящее имя ее было Матрена. Убирая со столов посуду, она говорила красноармейцам: «Как покушали, сыночки?» Однажды Ваня видел ее заплаканной. В закутке она будто ждала кого-то, красивая, хотя и немолодая, с сережками в ушах. Ваня спросил:

— Что, свидание какое назначила?

— Братик мой, сыночек миленький, забери меня домой…

— Так ведь сам в другую сторону еду, — растерялся Ваня.

— Куда хоть, только с вами. Обманули меня господа.

Семья чиновника увезла ее из Крыма. Увязывала, волокла на пароход их имущество, а на турецком берегу, когда надобность в ней миновала, объявили: «Денег у нас мало, оставайся здесь». И укатили дальше.

— Бросили, как кошку, съехавши с дачи. Дура, дура, дура! — принялась стучать кулаками себе в виски. — Спаси, не сплю, не ем, об одном только думаю: домой, домой…

— Ну, не плачь же ты, ей-богу. Это надо у командующего спросить. На обратном пути, если возможно, то обязательно. Соберешь кофты-юбки, сядешь на пароход и ту-ту-у-у!

— Не обманываешь? — улыбнулась, помолодела.

— Ведь не господин, а большевик я. Всего хорошего желаю. А теперь меня оставь, у меня дело.

Ваня двинулся в холл. Обстановка такая: заняты все стулья у стен и возле овальных столиков с газетами, шахматами и игральными картами. Два десятка человек в полувоенной одежде стояли компаниями ближе к углам зала, мордатые, усатые, носатые, смуглые. Может, осетины или черкесы. Бывшие офицеры белогвардейские, хорошо говорят по-русски… Сейчас ничего как будто подозрительного. Ваня помедлил и сразу же беляки окружили его, с любопытством разглядывали даже пуговицы на гимнастерке. Один другому сказал:

— Смотри, какие стали там эти пролетарии на троне!

— И прически носите? — спросил один, будто насмешливо.

— Как видишь, — ответил Ваня. — Не запрещается.

Через холл грузно прошел к двери Андерс, и Ваня намеренно отдал ему честь. И сразу же вопрос:

— Разве и у вас… под козырек?

— Не обязательно, но при желании, — объяснил Ваня. — Просто здороваемся, как люди. Почему это вас удивляет?

Один, усатый, усталый, задумчиво с усмешкой качал головой, мол, худо повернулась моя жизнь… Зачем же это он и другие пришли сюда? Верно, им снится дом. Поняли, что пропадает жизнь.

Большинство-то беженцев, и вот эти в холле, ненавидят теперь Антанту, которая и втравила в это страшное дело — выступить против Советов. Вот точно как греков и дашнакских армян втравила — выступить против Кемаля. Так она и получилась, пропащая жизнь. Пробавляются теперь мелкой спекуляцией, на паях открывают по турецким городам фотографии и столовые. Генерал Фостиков (прошлый год его стрелковый корпус был накрыт красной дивизией за Сивашом) содержит кафе-шантан и торгует русскими женщинами.

Трудно было с ними говорить. Зачем воевали, зачем десять тысяч и Антона Горина положили на Перекопе? Ваня совсем кратко отвечал на некоторые вопросы. Тем более что кое-кто из спрашивающих и сейчас, возможно, работал на Антанту. Поди разгляди, кто тоскует, а кто прицеливается.

За спиной Вани на скрипучей лестнице послышались шаги, и тотчас один из беляков — он стоял ближе к ступеням — сунул руку в карман, насторожился, прислушиваясь к скрипу. Ваня отступил на шаг и также сунул руку в карман, где оружие.

А спустился по лестнице Кемик. Ваня взглянул на него. В этот момент белогвардеец кинулся мимо Кемика по ступеням наверх.

Ваня догнал его, схватил обеими руками за ворот пальто и с силой потянул вниз. Пришлось даже поддержать, чтобы тот не упал.

— Что вам здесь нужно?

— На Фрунже… посмотреть. Ну-ка, убрать руки, скотина! — беляк резко повел плечами.

— Грубо выражаетесь! Значит, вы самый бывший…

— Не бывший, я настоящий офицер! — выпрямился тот.

Ваня заглянул ему в лицо. Показалось, что где-то уже видел этого офицера. В Крыму!