Тургеневская барышня бальзаковского возраста

Ох уж этот прекрасный возраст! Ну, прекрасный, конечно, в кавычках. Не ребенок, но и еще и не мужчина. С такими сложнее всего. Всегда эти изменения начинаются с двенадцати до четырнадцати лет, а заканчиваются в шестнадцать-семнадцать. Хотя кого-то и обходят стороной. Сколько мама не могла нарадоваться, когда меня это миновало. У кого еще была девочка, которая днями сидела в библиотеке, ведь тогда не было ни гаджетов, ни электронных книг, и читала, читала, читала… Может, это и было хорошо, а может, и грустно.

– Ты умный парень, – сказала я. – Но не думай, что ты умнее и проницательнее остальных. Я очень люблю твоего отца, – от этих слов встрепенулись все присутствующие в кабинете. – Но как друга, как прошлое.

Наверное, это было слишком сложно для четырнадцатилетнего мальчика. Пока ему не понять, но я видела, что он размышляет.

– То есть вы с моим отцом не?.. – сделал Ян какой-то непонятный жест указательными пальцами.

– Нет, – выдохнули мы одновременно с Сергеем.

Кажется, конфликт был исчерпан. Насколько я смогла узнать Яна, он быстро всем заткнет рты. Может, и неправильно пресекать сплетни с помощью детей, но разве не в первую очередь послушают именно их? С чего началось, тем и закончится. А Ян умеет воздействовать на людей. Впрочем, есть в кого.

Люди часто не замечают, как дети становятся их копиями. Нет детских проблем – есть ошибки родителей. Я не знаю, конечно, что бы было, будь у меня свои дети, но за годы работы в школе насмотрелась. Отсюда и вывод.

– Иди за вещами, я жду внизу, – сказал Сергей.

Ян улыбнулся и поднялся. От былой дерзости не осталось и следа. Гриша с Германом настолько молчаливо наблюдали за происходящим, что я даже забыла об их присутствии в кабинете.

Когда Ян вышел, Сергей повернулся ко мне и подмигнул:

– Счастливо, Лола.

– И тебе, – кивнула я.

Встав из-за парты, я повернулась и поняла, что не все на этом закончено. Гриша смотрел так, что я сразу опустила глаза.

– Я повторюсь, – сказал Герман. – Что вообще только что было?

– Давай поговорим.

Гришины слова были анафемой. Я хотела провалиться сквозь землю.

– Из-за чего вы постоянно конфликтуете? – спросила я, чтобы хоть как-то отдалить момент.

Герман снова потрогал разбитую губу, а потом ответил:

– Все началось с просто неприязни, но… но…

– Дай угадаю, – сказал Гриша, – вы запали на одну девчонку?

– Откуда ты знаешь? – удивился Герман, а потом возмутился: – С чего вообще такие мысли?

– Потому что нет ничего нового под солнцем, – развел руками Гриша. – И я тебе хотел сказать…

– Не надо! – выпалила я.

И этим, кажется, себя сдала по полной. Герман переводил взгляд с меня на него, а потом обратно, пока не догадался:

– То есть вы, Лолита Ивановна, не с отцом этого придурка мутили, а с моим?

Я ждала, что Гриша примет удар на себя, и он собирался это сделать, но я прервала:

– Герман, прости. Все сложно. Я не знала, что он твой отец, а потом…

– Значит, все это время были вы? Вот за это, – Герман очертил дугу указательным пальцем, – я вас никогда не прощу.

Этого и стоило ожидать.

– За что? – не понял Гриша.

– За то, что врали. Сколько? Месяц? Мой отец влюбился в мою новую класуху. Как прикольно, нет? Давайте отправим на телевидение сюжет, явно же будет спросом пользоваться?

– Остановись, – предостерегающе сказал Гриша. – Я тоже могу остановиться, но любить ее не перестану.

Вот именно сейчас эти слова прозвучали оглушительно. Я ему говорила, как и он мне, но это было…

– Герман, – позвала я мальчика, но он только смерил меня презрительным взглядом и сказал:

– Я тоже за вещами.

ГЛАВА 41

– Видишь, – сказал Гриша, покачав головой, когда Герман хлопнул дверью, – я не зря говорил, что с самого начала стоило все рассказать.

– Но и не стоило рассказывать это так, – сделала я акцент на последнем слове.

– А он сам догадался.

Гриша был удивительно спокойным, как будто только что не у него с сыном испортились отношения. Собрав всю волю в кулак, я начала говорить уверенно:

– Я думаю, что нам… – и тут запнулась, наткнувшись на взгляд серых глаз.

– Понял, – кивнул Гриша. – Но не согласен. Я с ним поговорю, он все поймет.

Как бы хуже только не сделал. Но сил разговаривать, выяснять отношения, объясняться больше не было. Я опустилась на свой стул и положила голову на стол, закрыв глаза.

Сначала я услышала Гришины шаги, потом звук закрывающейся двери и, наконец, оглушительный звонок.

Я резко подняла голову, пригладила волосы и сделала вид, что увлечена тетрадями. Сейчас начнут входить в кабинет ученики, а им не стоит видеть меня в таком состоянии. Дальше уроки я проводила как в тумане. Говорила, слушала, ставила оценки, но мыслями была далеко от школы.

Когда закончился рабочий день, я тоже на автомате закрыла кабинет, сдала ключ на вахту, но свежий воздух немного отрезвил. Я вспомнила, что обещала позвонить Инне Павловне. Говорить не очень-то хотелось, но я набрала, едва вышла за школьные ворота.

– Лолита Ивановна, – как-то непонятно радостно воскликнула Светлова.

Может, не донесли еще, а она звонила утром по другому поводу?

– Да, Инна Павловна.