Когда Ратников только прибыл в бригаду, мне сразу понравился этот умный, спокойный человек. Его дельные советы не раз помогали мне справляться с труд-нейшими задачами. И я привык во всем доверять ему. Вот почему, как ни хотелось мне выступить на совещании, тем не менее, я сдержался.
Вечером 12 июня 1-я отдельная Туркестанская кавалерийская бригада выступила из Гузара и за два ночных перехода достигла Дербента. Появление бригады в Восточной Бухаре заставило Энвер-пашу снять осаду Байсуна.
В этот же день конники встретились со своими мужественными товарищами по Гиссарскому походу — бойцами 8-го Туркестанского стрелкового полка. Встреча эта вылилась в бурный митинг. В полках бригады уже все знали от политработников о предательстве Арифова, Усман Ходжаева и Данияра. Но теперь, когда красноармейцы стрелкового полка рассказали о том, что им пришлось перенести, гнев охватил всю бригаду. Со всех сторон неслись крики:
— Смерть предателям!..
Комиссару Ратникову пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить бойцов. Его выступление на этом митинге мне очень хорошо запомнилось.
— Товарищи красноармейцы, — говорил он. — Еще в Самарканде вы требовали вести вас в Восточную Бухару. Мы с командиром бригады Мелькумовым обещали вам это. И обещали не только потому, что нам хотелось быстрее освободить наших братьев, но и потому, что мы, коммунисты, знали, что наше с вами желание благородно и справедливо, а значит, оно отвечает политике Коммунистической партии и Советского правительства. Теперь мы в Восточной Бухаре. Не сегодня-завтра мы выступим против заклятого врага бухарского народа и всех народов Средней Азии — авантюриста и проходимца Энвер-паши. Но этот поход будет успешным, если вы проявите не только беззаветную храбрость и мужество (в этом я не сомневаюсь), но и будете дисциплинированными, политически бдительными и не позволите вовлечь себя ни в какую провокацию. А такие провокации возможны. Враги, зная нашу ненависть к предателям, будут стараться очернить честных и преданных своему народу людей. Только спокойствие и выдержка, строгое соблюдение советских законов помогут нам вовремя разоблачить козни врагов. К этому я вас и призываю…
Но сохранять спокойствие и выдержку было нелегко. Как только разнесся слух о прибытии бригады в Восточную Бухару, отовсюду стали приходить делегации. Дехкане рассказывали о зверствах, которые чинили басмачи, просили нас выступить как можно скорее. При этом каждая делегация требовала, чтобы бригада в первую очередь шла в их вилайет.
Ратников беседовал с дехканами, разъяснял им обстановку. Но убедить этих измученных людей в том, что необходимо время, чтобы разбить шайки Энвер-паши, было почти невозможно. Перед штабом днем и ночью сидели ходоки из Каратегина, Бальджуана, Янги-Базара и многих других районов.
В полдень 14 июня в Дербент приехал со своим полевым штабом Какурин. Меня немедленно вызвали к нему. В соответствии со своим планом командующий приказал 1-й кавалерийской бригаде вместе с 5-м стрелковым полком, составлявшим левую колонну Бухарской группы войск, выступить 18 июня на Кофрун. Правую колонну составляли 8-я кавалерийская бригада с 7-м и 8-м стрелковыми полками, которые сосредоточились в Термезе под командованием начдива Никитина. Продвигаясь к Кофруну, левая колонна должна была оставлять в освобожденных вилайетах сильные гарнизоны.
Таким образом, Какурин ничего не изменил в своем плане, а лишь детализировал его, поставив перед частями конкретные задачи. Находившийся тут же член Реввоенсовета Батурин, глядя мне в глаза, спросил:
— У вас нет вопросов к командующему?
Я ответил, что есть.
— Мне прежде всего неясно, — сказал я, — почему 1-я бригада должна выступить 18 июня, когда она готова к выступлению уже сегодня? А потом, я решительно против тактики медленного продвижения. Население Восточной Бухары ждет от нас быстрых и решительных действий. Главная наша задача — разбить шайки Энвера, а закреплять территорию будут сами дехкане, которые ждут часа своего освобождения.
Какурин слушал меня, нетерпеливо шагая по комнате. Когда я кончил, он остановился и резко сказал:
— Я отдал вам приказ не для того, чтобы вы его обсуждали, а для того, чтобы выполняли.
По лицу Батурина я видел, что он на моей стороне. Поглядев на командующего, он быстро вышел из комнаты. Затем Какурин потребовал, чтобы я охарактеризовал состояние бригады. Во время моего доклада в комнату неожиданно вошел начальник связи и доложил, что главком Каменев вызывает командующего к прямому проводу. Какурин вышел, оставив открытой дверь в комнату, в которой находился аппарат.
В Туркестан С. С. Каменев прибыл в связи с усложнившейся там военной и политической обстановкой.
Из кабинета командующего я слышал, как пощелкивает аппарат: Какурин диктовал телеграфисту свой план операции. Потом наступила пауза и телеграфист сказал:
— Главком спрашивает, где Мелькумов.
— Передайте, что Мелькумов у меня в штабе, — ответил Какурин.
Через несколько секунд телеграфист громко сказал:
— Главком требует комбрига Мелькумова к аппарату.