Турнир

– Я этого не говорил. – Юн помолчал. – Зачем тебе знать, кто убил Вейжа? Что ты сделаешь, если узнаешь?

– А что, по правилам клана, полагается делать с человеком, который убил твоего учителя подлым ударом в спину?

– Собаке – собачья смерть, – кивнул Юн. – И вот именно для этого я тебя позвал. Сказать, что если ты попытаешься сейчас отомстить за смерть Вейжа, сам проживёшь не намного дольше, чем он.

Я почувствовал, что начинаю злиться.

– И что ты предлагаешь? Позволить собаке, убившей Вейжа, пировать над добытой костью?

– Я ничего не предлагаю. – Юн снова помолчал. И подчеркнул: – Пока – ничего. Я могу только попросить: будь осторожен, Лей. Теперь, когда твоего учителя больше нет рядом, тебе следует быть вдвойне осторожным. Никуда – понял? – никуда не ходи в одиночку! Понимаешь?

Я понимал. Нужно было быть редкостным идиотом для того, чтобы не понимать. Но всё же решил уточнить:

– Меня тоже попытаются убить?

Юн кивнул.

– Кто? Зачем? Кому я мешаю? Я – шестнадцатилетний сопляк?

Юн покачал головой:

– Перестань, Лей. Мы ведь оба знаем, что ты... Я не прошу со мной откровенничать, – он упреждающе поднял руку, – и не буду тебя ни о чём расспрашивать. Позвал лишь для того, чтобы предупредить. Будь осторожен.

– Ещё вчера ты не знал, как меня зовут, – медленно проговорил я. – А сейчас вдруг – такое участие. Почему? И кто ты такой, чёрт бы тебя побрал?

– Я ведь сказал, почему.

Ответ на вопрос «кто ты такой?» Юн пропустил. Вряд ли потому, что не расслышал. Лицо парня затвердело. Сейчас его никто бы не пригласил фотографироваться для модного журнала. Не из-за синяка – нет. Слишком уж безумным стал вдруг взгляд Юна. Слишком опасным.

– Мой отец тоже подло убит. Как и Вейж. И я не хочу, чтобы то же самое произошло с тобой.

– Дело в таблетках? – резко спросил я. – Смерть Вейжа – верхушка айсберга, так? Идёт борьба за власть, а в основе этой власти – таблетки, чем бы они ни были?

Юн устало покачал головой:

– Я не знаю, Лей. Честное слово, не знаю! Кто я – неважно, поверь. Важно лишь то, что, по сути – я такой же бесправный сопляк, как и ты. Мне тоже всего шестнадцать. И, к стыду своему, интересоваться политикой клана я начал совсем недавно. До того – жил, как все. Уроки, девчонки, спортивные состязания... Я занимался яхтингом. Мне это нравилось, тренер говорил, что из меня получился бы отличный яхтсмен. Я вовсе не собирался становиться бойцом! Умение драться – заслуга моего отца. Я никогда не любил бои, отлынивал при первой возможности. А он твердил, что моя избранность дана мне не для того, чтобы девушки в постели визжали от восторга. И заставлял тренироваться. С самого детства – сцепив зубы, выцарапывать пояс за поясом... Я злился. Я не верил, что это умение когда-нибудь пригодится! Ведь отец... Он казался вечным. Казалось, что он будет всегда! Что я и мои внуки – состаримся и умрём раньше, чем он. – Юн замолчал. Рассеянно крутил в пальцах пустую жестянку.

Я тоже молчал. Сейчас не нужно было говорить.

– А теперь... Теперь эти гады пользуются тем, что я вынужден идти наощупь. Что я слишком мало знаю, а понимаю, что происходит вокруг – того меньше. – Жестянка в руке у Юна хрустнула. – Пользуются тем, что я молод, и по законам клана до совершеннолетия не имею права голоса! Но ничего. Они просто пока не догадываются, с кем имеют дело. Они не видели, на что я способен.

Юн вдруг сдавил жестянку в кулаке – смял в комок, будто пластилиновую.

Раскрыл ладонь. И покорёженная банка под его взглядом вспыхнула зеленоватым пламенем. Потянулась вверх – на глазах плавясь и меняя форму.

Я следил за происходящим, как завороженный. Через минуту на ладони Юна выгнул шипастую шею и свил кольцами хвост лазоревый дракон.

Дракон распахнул пасть, полную игл-зубов. Я понял, что сейчас произойдёт, и отшатнулся. Дракон дохнул языком зеленоватого пламени. Длинным – пламя коснулось перил балкона. Я услышал шипение. Не сразу понял, что это шипит, оплавляясь, блестящий хромированный поручень.

– Законы пишутся людьми, – глядя на пламя, пожирающее поручень, жёстко сказал Юн. – И действуют ровно до того момента, пока не появится человек, который их перепишет.

Он сжал кулак.

Дракон исчез. За моей спиной упала на пол капля расплавленного металла.

Юн, не глядя, швырнул мятую банку за спину – она приземлилась точно в пепельницу, стоящую на соседнем столе. И всё – никаких следов дракона, будто его не было. Если, конечно, не считать оплавленных перил...

Я вдруг представил, как мы с Юном выглядим со стороны – два тощих шестнадцатилетних пацана, которых по какой-то счастливой случайности до сих пор не выставили из бара дорогого отеля. Со стороны, должно быть, казалось, что мы обсуждаем сиськи одноклассниц. Если бы мне-взрослому сказали, что планируем что-то вроде государственного переворота, рассмеялся бы в лицо.

Вот только у нас с Юном не было ни одноклассниц, ни родителей. И смеяться мне совсем не хотелось.

***