Турнир

– Слышал. И ещё я слышал Вейжа. Который сейчас врезал бы тебе палкой между глаз.

Ронг как-то сразу обмяк, и я переключился на других, рвущихся мстить Шенгли за дерзкие слова. Бохай схватил за шиворот готового кинуться в драку Джиана и что-то сказал ему на ухо, после чего они уже вдвоём повернулись и принялись сдерживать остальных. Борцов Шенгли это только развеселило:

– Вот чему научил их старик – молча стоять и ничего не делать.

– Зря смеёшься, Ли, вдруг в следующем туре нужно будет стоять и ничего не делать? Они ведь нас, как малышей сделают.

– Молчать! – Учитель школы Шенгли встал между нами и ними. – Всем молчать! Вам позволили прийти сюда, чтобы проявить уважение к ушедшему.

– Я бы лучше поспал, – хохотнул кто-то.

– Уважение? – выступил Лей, который, похоже, был главным заводилой в этом гадюшнике. – Об учителе судят по его ученикам. За что уважать человека, который выучил таких...

Я моргнул как раз в этот момент и не увидел движений. Увидел лишь, как Лей катится кубарем по асфальту, оставляя за собой дорожку из капель крови. Борцы Шенгли проводили его изумлёнными взглядами. Наши замерли, прекратили рваться в бой.

– Вейж выучил меня, – твёрдо сказал учитель школы Шенгли. – И за одно это ты обязан его уважать. Вы, как я посмотрю, совершенно распустились. Хватило одного дня посмотреть в лицо смерти, чтобы сказать себе: «Теперь можно всё»? Так вот: есть кое-что похуже смерти. И это называется позор. Господин Вейж будет предан земле. Это называется честь. Подумай, где будешь похоронен ты.

Я вспомнил, что в том Китае, который знал, в земле хоронили лишь избранных. Людей много, земли на кладбищах – мало. Покойников сжигали, урны с прахом отдавали родственникам. Есть деньги – хороните, вам выделят для этого пол квадратных метра земли. Ровно столько, сколько требуется, чтобы закопать урну. Нет – прах развеют по ветру, и лишь дела ушедшего будут напоминать о том, что он когда-либо существовал.

В последние годы появился более красивый и романтичный, хоть и бешено дорогой вариант – прах усопшего, с помощью новейших технологий, можно было спрессовать в драгоценный камень. Сапфир, если не ошибаюсь. Красиво – одна барышня хвасталась мне тем, что носит на груди прах покойного дедушки. Помню, что перед тем, как заняться с нею сексом, на «дедушку» я опасливо поглядывал... Что ж – если судить по тем обычаям, которые знал я, Вейжу действительно уготовили большую честь.

А из борцов школы Шенгли после слов учителя словно бы воздух выпустили. Они опустили головы, замолчали, подались назад. Лей поднялся, шмыгая разбитым носом, и поплёлся к своим. На учителя он не смотрел, в нашу сторону – тем более. Я мысленно порадовался, что ни одному из наших не пришло в голову выкрикнуть что-то в адрес этих дебилов. Всё-таки слова учителя не прошли даром ни для одних ушей.

А учитель Шенгли повернулся к нам и поклонился.

– Приношу свои извинения за неподобающее поведение своих учеников, которому нет оправданий, – сказал он. – И позвольте выразить искренние соболезнования в связи с постигшей вас утратой.

***

Надгробное слово первым произносил господин Нианзу. Я и не думал, что он настолько хороший актёр – только что голову пеплом не посыпа?л.

– Сегодня мир уже не тот, каким он был, когда я был молод, – говорил Нианзу, глядя в землю перед собой. – Мир стал другим. Люди забыли слова «долг» и «честь». В лучшем случае их волнует только личная нажива, в худшем – только сиюминутное удовлетворение мелких желаний. Ложь, предательство, малодушие сделались нормой. Единственными оплотами чести и достоинства остались древние кланы. Мы поднялись из грязи и заставили считаться с собой. Мы даже в этом гниющем мире продолжаем удерживать авторитет, и мало кто знает, чего нам это стоит...

– Он, случайно, речи не перепутал? – буркнул Джиан, стоявший рядом со мной.

Но Нианзу не перепутал речи. Он сжал кулаки и повысил голос:

– Такие люди, как господин Вейж, заставляют вновь обрести веру в человечество! Он никогда не был членом клана Чжоу, он лишь служил нам верой и правдой...

– Что ж ты тогда его сослал в Цюань? – снова проворчал Джиан.

Его буквально трясло. Из всех борцов, он, кажется, болезненнее всех принял смерть Вейжа. И вряд ли только потому, что единственный видел его в луже крови.

– У этого человека был свой стальной стержень, свои несгибаемые принципы, которым он следовал, даже наперекор собственным интересам. Не все правильные пути ведут в одном направлении, и Вейжу однажды пришлось ощутить на себе гнев клана Чжоу. Но снискать гнев сильного может только сильный, добиться гнева великого способен только великий. Слабые и низкие люди удостаиваются лишь презрения. И сегодня... сегодня клан Чжоу прощается с великим и сильным человеком. Одним из немногих, которыми мог похвастаться этот мир.

Мир, мир, люди... Что-то всколыхнули во мне эти слова, произнесённые с презрительной, надменной интонацией. И это «что-то» быстро оформилось во вполне конкретное воспоминание, от которого меня до сих пор бросало в дрожь.