В монгольский период Аксарайи писал, что одна из самых существенных особенностей налоговой системы (времен монгольского протектората) состояла в том, что джизья, которая в классическом варианте обозначает подушный налог для немусульман, больше не существовала, поскольку монголы до их обращения в ислам покончили со всем, что указывало на превосходство какой-то одной религии над другими. Хотя, возможно, они упустили этот момент в восточной части Малой Азии. Каким бы важным ни был подушный налог в стране, где большинство составляло немусульманское население, трудно поверить, что он превышал земельный налог. В Османской империи в результате словесной путаницы, отмеченной выше, термин «джизья» в общем случае обозначал земельный налог или комбинацию земельного и подушного налога, которую платили немусульмане. Слово «харадж» встречалось реже и, как ни парадоксально, обозначало подушный налог в строгом смысле слова. Соблазнительно поверить, что такое употребление уже означало то же самое в сельджукский период, и, следовательно, текст Аксарайи относится либо к земельному налогу, либо к комплексному налогу, который платили не-мусульмане и который в явном виде сочетал в себе обе составляющие (что совершенно неочевидно). Слово «харадж» изредка мелькает у Аксарайи, но совершенно непонятно, к какому налогу оно применимо. На практике уплата налога производилась в натуральной форме, размер которой в случае хараджа – земельного налога – мог определяться пропорционально, в отличие от подушного налога, размер которого был фиксирован. Но с другой стороны, классический земельный налог (харадж) предполагает, что он выплачивается хозяином земли, иными словами, в соответствии с нормами права его нельзя требовать от арендаторов. Однако, если начать с того, что некоторые местные жители оставались реальными владельцами земли, а значительная ее часть была владением государства, трудно себе представить, что джизья использовалась только применительно к владельцам-мусульманам. Так же трудно использовать это слово в его общепринятом смысле применительно к ренте, которую могли собирать у арендаторов государственных земель. В то же время обычным делом было платить эту ренту в натуральной форме, независимо от размеров урожая. Представляется сложным избежать мысли, что имела место страшная путаница, как словесная, так и административная, или, если быть более точным, что мусульманская терминология применялась в ситуации, отличной от классической мусульманской системы. Сельджукские чиновники больше не понимали, является ли джизья налогом, взимаемым с владельцев земли, или платежом крестьян-арендаторов, и обладает ли государство правами землевладельца или является казначеем. Нет оснований думать, что крестьяне-арендаторы рассматривались как свободные налогоплательщики, однако к ним применялась терминология, которая по нормам права применима к свободным налогоплательщикам. В трудах Ибн Биби, относящихся к периоду независимости, главным источником получения государством дохода с «христиан (греков) и армян» назван харадж. Безусловно, он ни в каких случаях не применялся к «землям, облагаемым десятиной», поскольку икта не предполагала никаких платежей.
Таким образом, самое меньшее, что мы знаем о налогообложении у Сельджуков до 1243 года, подкрепляет впечатления, сложившиеся при изучении системы землевладения. Конечно, существовали и другие налоги, в особенности в городах, возможно соответствующие тому, что будет упомянуто под неопределенным общим названием