Тушеная свинина

– Я имею в виду, что изучала рисунок, но всякий раз, когда я поворачиваюсь к холсту и пытаюсь нарисовать лицо, в голове становится пусто, и я не могу вспомнить, как оно выглядит. Как будто рыбочеловек не хочет, чтобы я его писала. Странно, правда? С тобой такое случается, когда ты делаешь коктейли?

– Я не совсем в этом уверен. Но у меня действительно иногда заканчиваются идеи, – нерешительно произнес Лео. – Писать маслом совсем не то же, что смешивать напитки.

Цзяцзя покачала головой.

– Ты совершенно прав. Это не то же самое, – согласилась она. – Я точно знаю, как человек-рыба должен выглядеть, но не могу его нарисовать. Как будто лицо существует только в моем воображении и постоянно меняется.

– Как ты думаешь, почему он нарисовал человека-рыбу?

Цзяцзя ожидала этого вопроса от Лео и начала отвечать, не дожидаясь конца вопроса:

– Чэнь Хан сказал, что этот рыбочеловек однажды ему приснился. Сам сон был очень странным. Он не помнил почти ничего, но как он мог нарисовать человека-рыбу, не вспомнив большую часть сна?

– Итак, ты знаешь, что хочешь написать, но не можешь этого сделать. Твой муж не помнил сна, но сумел нарисовать человека-рыбу в деталях.

Цзяцзя медленно кивнула.

– Мне бы очень хотелось когда-нибудь увидеть этот набросок, – сказал Лео. – И, конечно, твою картину, когда ты добьешься успеха.

В ту ночь Лео остался с Цзяцзя. Но она держала дверь в кабинет закрытой и не показывала картины. Она еще не была готова. К тому же она спрятала от Лео рисунок Чэнь Хана. Набросок казался ей чем-то слишком интимным – возможно, единственным, в чем Чэнь Хан остался с ней честен. Она не могла объяснить почему, но знала, что Чэнь Хан хотел бы скрыть его от других.

Следующим ранним утром неожиданно нагрянула тетя. Цзяцзя чистила зубы, и дверь ей открыл Лео. Тетя была стройной, высокой и выглядела так молодо, что Лео позже признался, будто принял ее за одну из подруг Цзяцзя.

– О! Очень приятно с вами познакомиться. Я тетя этой малышки. Она росла у меня на руках, – услышала Цзяцзя голос тети и увидела из ванной, как в спальню из-за двери просунулась ее голова. – Мне не следовало приходить так рано. Я хотела поговорить с Цзяцзя. Ага! Цзяцзя переделала эту картину. Красиво, верно?

– Она прекрасно разбирается в искусстве, – отметил Лео.

– Моя племянница написала картину два, может, три года назад, – сообщила тетя. – Она никогда не бывает довольна своей работой.

– Тетя, почему ты не позвонила? – Цзяцзя поспешно вышла из спальни, смущенная тем, что ее застали в квартире Чэнь Хана с другим мужчиной. Она старалась не смотреть на Лео. – Вы с мужем опять провели ночь в отеле?

– На этот раз нет. – На лице тети отразились легкая тревога и нерешительность. – Проект, о котором я тебе говорила, не прошел.

Цзяцзя уже была готова задать следующий вопрос, но тут Лео извинился и сказал, что ему пора уходить. Он взял пальто и бумажник (женщины молча ждали, когда он уйдет) и удалился, закрыв за собой дверь.

– Но, кажется, ты сказала… – продолжила разговор Цзяцзя.

– Кто был этот мальчик? – с усмешкой перебила ее тетя и села.

– Тетушка, не думай, что мне легко жить без мужа.

– Но тебе придется. Чэнь Хан не был к тебе добр, – вздохнула тетя. – Знаешь, я виню себя. Когда ты росла, я должна была тебе объяснить, как важно любить смело. Мне не следовало говорить тебе, что ты слишком молода, чтобы встречаться с тем парнем… как там его звали?

– Того парня из средней школы? Пожалуйста, не жди, что я вспомню!

Обе рассмеялись.

– Иногда, – продолжила тетя, – мы ничего не просим от жизни, потому что не хотим оказаться сломленными. Но именно так мы отгоняем от себя то, что нам дорого. Пожалуй, тебе бы не помешало быть больше похожей на мать. Нет, нет, не возражай. Она была сломлена, да, но всегда знала, чего хочет.

В воспоминаниях Цзяцзя мать в последние годы своей жизни всегда была окружена ореолом печали. Цзяцзя понимала: когда отец влюбился в другую женщину, жизнь матери разбилась вдребезги, будто старинный фарфор. Не зная, как изгнать из себя эту боль, Цзяцзя пришла к выводу: любовь – слишком хрупкое основание для отношений. Должно существовать еще что-то, какая-то более рациональная причина для союза двоих, пятачок твердой почвы, на которую можно встать, когда остальное разрушится. Но кому теперь есть дело до ее мнения? Сейчас, когда Чэнь Хана не стало, разве не рухнула ее земля, не сломалась ее жизнь?

– Привыкаешь обходиться без мужа? – спросила тетя и начала рыться в сумочке.

– Все не так уж плохо.

– А, вот она! Ли Чан нашел тебе работу, – сообщила тетя, вынимая визитную карточку и кладя ее на стол. – У него есть знакомая. Она хочет, чтобы кто-нибудь нарисовал у нее на стене Будду.

Цзяцзя подумала, что существуют профессионалы, специализирующиеся на буддийской живописи. И приемлемо ли вообще для нерелигиозного человека изображать божество?

– Тетушка, я в жизни не занималась настенной живописью. Если ей нужна фреска, чтобы украсить дом, я могу найти…

– Я уверена, ты сможешь произвести на нее впечатление. – Тетя указала на картину с лошадью. – Посмотри, как хорошо получилось!