Цзяцзя взяла карточку и принялась внимательно ее изучать. Эта женщина, похоже, была редактором комедийных фильмов и работала в кинокомпании, название которой ни о чем не говорило. Что за странная профессия, подумала Цзяцзя, и зачем нужно редактировать комедии? На карточке были указаны номер мобильного телефона и адрес электронной почты. Цзяцзя пообещала, что попытается связаться с предполагаемой клиенткой. Видимо, удовлетворенная обещанием, тетя встала и, пританцовывая, вышла за дверь, помахав на прощание рукой.
Редактор комедий по имени Вань Лянь или госпожа Вань, как про себя называла ее Цзяцзя, жила со своей семьей в двухуровневой квартире в районе Яюньцунь, в стороне от центра. В следующую среду Цзяцзя ее навестила: дома оказались только госпожа Вань и ее горничная, занятая переноской бутылок импортного пива из коробки в холодильник.
– Мой муж на работе, – сообщила госпожа Вань.
Госпожа Вань была на несколько лет старше Цзяцзя. По фотографиям на книжной полке Цзяцзя поняла, что у нее двое детей: мальчик и девочка. Хозяйка квартиры была невероятно маленькой и костлявой, что делало ее голову с короткой стрижкой огромной и круглой, вроде пупса из тех, что водители держат в машинах. Тело казалось таким хрупким, что Цзяцзя удивилась, как ей удалось родить двоих детей, на первый взгляд, нормальных размеров. Когда хозяйка дома несла большой железный чайник с кипятком из кухни в гостиную, Цзяцзя внимательно за ней наблюдала, опасаясь, что Вань Лянь может надломиться под его весом.
– Вот, посмотрите… – Госпожа Вань поставила чайник на стол, плюхнулась на диван и указала на пустую белую стену в прихожей. – Я подумываю нарисовать на этой стене танку[3].
– У меня нет никакого опыта живописи по шелку.
– О нет, только не шелк! Я хочу, чтобы картина была написана прямо на стене. Думаю, так будет лучше, не так ли?
Цзяцзя хотела объяснить, что танки обычно рисуют или вышивают на шелке. Когда она была маленькой, ее мать получила танку в подарок от одного тибетского монаха. Цзяцзя тщательно изучала ее каждый день после школы, поэтому хорошо понимала, что создание подобных произведений – невероятно сложное ремесло и, чтобы им овладеть, требуется много лет учиться. Но госпожу Вань не волновало, что скажет Цзяцзя, она продолжала настаивать, что, по ее мнению, картина на стене получится красивее.
– Госпожа Вань, могу я спросить: вы буддистка?
– Я верю в карму, – ответила та. – Ну, что вы думаете? Согласны мне помочь?
Цзяцзя согласилась и пообещала стараться изо всех сил. Если получится не слишком хорошо, она не возьмет с госпожи Вань денег. Госпожа Вань, казалось, была довольна сделкой, и, в конце концов, они договорились о цене в двадцать тысяч юаней.
Цзяцзя работала в доме госпожи Вань пять дней в неделю. Госпожа Вань настояла, чтобы она каждый раз оставалась на ужин. Дети возвращались из школы и присоединялись к ним, но с мужем госпожи Вань Цзяцзя познакомилась только через две недели после появления в доме – к этому времени она уже начала думать, что этот человек либо каждый вечер возвращается домой очень поздно, либо не возвращается вообще. Однажды днем он открыл входную дверь и, казалось, поразился, увидев Цзяцзя, стоявшую у незавершенной картины. У него росла длинная борода, а длинные седые волосы были собраны в хвост на затылке. Они обменялись несколькими словами, и Цзяцзя узнала, что он владеет небольшим заведением, где исполняется джаз.
– Я знаю это место, – сказала Цзяцзя. – Ходила туда сразу после открытия. Я тогда как раз начала учиться живописи.
– Рад слышать, – произнес он тихим скрипучим голосом. – А что вы тут рисуете?
– Ваша жена попросила меня нарисовать здесь Шакьямуни.
Казалось, муж госпожи Вань понятия не имел, что происходит в его доме. Цзяцзя указала на место над карандашным контуром лотоса посреди стены.
– Это гораздо сложнее, чем мне сначала показалось. Хочу сделать работу хорошо.
– Замечательно. Не стану вас больше беспокоить.
Так закончился их единственный разговор. В тот день она ушла пораньше, чтобы хозяева могли провести время вместе. Никто не намекал, что пора уходить, пара, казалось, не возражала против ее присутствия, но Цзяцзя больше не хотелось рисовать. Вместо этого она поймала себя на том, что ноги несут ее в бар Лео.
– Сомневаюсь я насчет этой работы, – сказала Цзяцзя Лео, наблюдавшему, как она садится на табурет. – У меня почти нет времени заниматься собственной картиной.
Лео взял стакан и налил ей воды. Похоже, Цзяцзя решила всегда ходить с распущенными волосами. Она казалась уставшей, хотя и помолодевшей. Возможно, из-за того, как она была одета – синие джинсы, черный свитер, белые кроссовки. Еще и холщовая сумка с карандашами, красками и кистями. Ее макияж немного смазался, но Лео находил, что так ей даже идет. Она стала еще красивее. Может быть, даже еще откровеннее.
– У меня ничего не получится, – уверяла Цзяцзя. – Откуда нам знать, как выглядит Будда? И вдруг у его лотоса должно быть, скажем, шесть лепестков вместо пяти? Тогда я все испорчу.