– Я думал, буддийские настенные росписи бывают только в пещерах и храмах, – заметил Лео. – Эта женщина, наверное, искренне верующая.
– А знаешь, что вчера было? – Цзяцзя отодвинула маленькую тарелку с оливками и наклонилась к Лео, перегнувшись через стойку. – Когда госпожа Вань рассматривала набросок, она сказала: «Я молюсь перед этой стеной каждый вечер. Я делаю так с самого первого дня, как вы начали работать над картиной. Я не могу остановиться». Потом она сказала, что для нее это единственный способ почувствовать себя в безопасности. Каждый вечер эта женщина молится перед моей картиной, чтобы чувствовать себя в безопасности… а я даже не знаю, что делаю.
– Посмотри на этого парня. – Лео указал в окно на охранника в форме, сидевшего у входа на автостоянку. – Как ты думаешь, он знает, что делает?
Пареньку было не больше восемнадцати. Казалось, его и вправду как следует не научили охранять парковку. Каждому водителю он отдавал левой рукой салют и всякий раз, когда мимо проезжала дорогая модель, слегка приоткрывал рот.
– Не смеши меня, это не одно и то же, – рассмеялась Цзяцзя.
Слегка выступающие зубы делали ее очаровательной.
– Ну, а еще я иногда не знаю, какой коктейль смешиваю.
– Правда?
Лео приложил указательный палец к губам, показывая, что это секрет, которым нельзя делиться с другими посетителями.
– Какие у тебя планы на китайский Новый год? – спросил он, начиная вырезать ножом ледяной шар. – Хочешь поехать со мной к моим родителям?
Лицо Цзяцзя застыло.
– Мне надо посоветоваться с моими родными, – проговорила она, отводя глаза. – Подожди минутку.
Сделав вид, что звонит по телефону, Цзяцзя вышла из бара и посмотрела на стоянку. Охранник играл во что-то в телефоне, и тут у барьера остановился красный «Порше Панамера». Машина засигналила, напугав паренька; охранник подошел с нервным вопросительным выражением на лице и что-то произнес. То, что сказал паренек, похоже, рассердило водителя, он тронулся с места и медленно поехал к барьеру. Охранник запаниковал и хлопнул ладонью по дверце машины.
– Ты, чертов идиот! – услышала Цзяцзя вопль, донесшийся из «Порше».
Цзяцзя зашла за угол и, оказавшись в безмолвной тени, позволила себе безумную мысль о новой жизни с Лео: она могла бы научиться любви к нему, подумала она, – пусть не любви, похожей на бурное море, о которой пишут в романах, но спокойному чувству, напоминающему безмятежное озеро. Она похоронит Чэня, оставит его в прошлом, продаст квартиру, забудет о человеке-рыбе, порвет рисунок. Неужели она действительно сможет так жить? Нет. Скорее всего, нет. В ее отношениях с Лео всегда оставалось что-то незавершенное. Чем теснее они сжимали друг друга в объятиях, тем крепче тело Цзяцзя держало в плену ее сердце, не способное коснуться сердца Лео. И все же она хотела освободиться от Чэнь Хана и зажить другой жизнью.
Когда Цзяцзя вернулась в бар, красный «Порше» уже исчез, а паренек сидел на стуле, убрав телефон и поворачивая голову вслед каждой проезжавшей мимо машине.
В конце концов, еще до закрытия бара Цзяцзя приняла приглашение Лео.
Глава 6
Цзяцзя договорилась с Лео встретиться во второй половине дня, чтобы вместе поехать к его родителям. Она чувствовала неуверенность и тревогу. Через три месяца после смерти мужа она уже отправлялась на праздник в чужую семью. Может, родители Чэнь Хана были правы, думала она, когда ее отвергли. Она знаменовала собой самое разрушительное бедствие. Над ней висело проклятие. Сначала мать, потом муж. А теперь связь с другим мужчиной. Все так быстро переплелось. Она как мох, цепляющийся за другие растения всю свою жизнь.
Было еще рано, до обеда еще далеко. Цзяцзя проверила свой банковский счет, хотя и так знала, сколько там лежит: сорок тысяч, оставшиеся от Чэнь Хана, плюс десять тысяч от госпожи Вань – задаток за картину. Перед встречей с Лео ей нужно было пройтись по магазинам: она не могла явиться к его родителям с пустыми руками. Это было все равно что дать ему пощечину.
Она надушила запястья, надела длинное шерстяное платье оранжевого цвета и завязала волосы в высокий хвост. Так она выглядела моложе. Довольная своим внешним видом, Цзяцзя поехала на метро в торговую галерею «Шин-Кун-плейс» и пошла по магазинам. Этажи чуть не ломились от бутиков международных брендов, а витрины были вымыты так чисто, что казались совсем незаметными. С тех пор как она была тут в последний раз, примерно за неделю до смерти Чэнь Хана, несколько магазинов переместились с одного этажа на другой. Их словно перетасовали, как колоду карт.