Тушью по акварели (СИ)

Но я заострила внимание, что это были новые чувства, точнее не так, они были чистые. Без примеси паники. Как это могло бы быть с другим мужчиной, да будь на его месте тот же Вилен Иванович, я бы, наверное, уже корчилась в припадке или нависла бы над унитазом. Это меня поразило, и в какой-то степени обрадовало. «Не ужели терапия работает? » - метнулась в голове мысль.

- Ты так обрадовалась тому что я без трусов? – неуверенно уточнил начальник, — хочешь, и халат снять могу?

- Не-ет, - тут же закричала я, как кипятком ошпаренная и выставила для чего-то руку вперед.

- Ну, нет, так нет, пусть будет пикантностью, — пожал плечами начальник и встал со своего места.

Но на другое так и не сел, просто расхаживал по комнате, и пытался что-то мне сказать. Я так боялась сделать что-то не так, испортить, усложнить что-то в своей жизни, что катастрофически не хотела никаких разговоров и обсуждений.

- Ярослав Иннокентьевич, давайте поедим? Правда. Сегодня Вилен Иванович звал в «поля», — показала кавычки в воздухе пальцами, — так что не знаю, когда придется пообедать.

- Да, ты права Ясь, давай поедим! – согласился устало мужчина, и посмотрел на меня с невыразимой тоской и болью.

От этого взгляда я чуть не провалилась сквозь все этажи этой гостиницы. Я и подумать не могла, что могу кому-то причинить такие неудобства и боль.

- Садитесь вон там, — указала я на кресло, которое стояло около балконной двери, напротив него стол и еще одно кресло, — Я за вами поухаживаю, схватилась я за ручки столика на колесах.

Мужчина безропотно сел, развел привычно колени, но тут же свел их. Но я успела мельком туда заглянуть. Зачем не знаю, но почему-то мне стало интересно каких размеров у него член. Сама себе надавала мысленных подзатыльников и расставила то, что привез нам официант, на столе. Села напротив начальника, открыла крышку –клош и приступила к завтраку.

Ярослава

- Вот, — провел впереди руками Вилен Иванович, — здесь, мы планируем детскую площадку. Надо что-то уникальное, грандиозное, чтобы мамы и такие пары как вы, — глянул он на мой плоский, еще и урчащий вдобавок, так как было время ужина, а мы еще не обедали, живот, — кто еще только собирается обзавестись потомством, могли тут гулять, и чтобы дети звали их именно сюда. Понимаете? По-хорошему это место должно работать как реклама. Ну, стратегию вы поняли, а как это будет выглядеть уже вам решать, Ярослава, — опять он глянул на мой живот, — да и сама ты, деточка, недавно еще на таких играла. Вспомни, что ты делала, и чтобы хотела делать.

Мужчины отошли. А я никак не могла побороть воспоминания, которые нахлынули на меня и не хотели уходить.

Последний раз я играла на такой площадке, когда мне было лет девять. Это было последнее посещение таких мест с радостью. Но вспомнилось мне не последнее посещение. А редкие моменты моих прогулок с отцом.

«- Ох, какая у вас внучка хорошенькая, — сказала как-то милая девушка, гуляющая с карапузом, — такие глазки смышлёные, щечки.

- Это мой папа, — тут же возмутилась я.

На тот момент я не понимала, как люди не видят, что это вовсе не дедушка, а мой самый настоящий, любящий папа ходит со мной по площадкам. Он даже периодически бегал со мной. Лазил там, где это позволяло сооружение, смеялся задорнее любого дяденьки, который сидел на лавочке и лениво оглядывал окрестность.

Я радовалась каждому моменту. Он учил меня играть в игры, которые сам когда-то играл, рассказывал о всем вокруг. Я могла задать любой вопрос и получить на него ответ. Мы разглядывали жучков. Поднимали с асфальта палочкой червей после дождя и уносили их на газон. А еще… Это он научил меня рисовать. Сначала мы рисовали мелками на асфальте. У него получались картины, а я не могла повторить и простых фигур ровно. Потом он стал меня учить рисовать красками. Для этого в доме появились разные их виды.

- Видишь, — сказал он однажды, нарисовав невесомую картину акварелью на листе, — этот рисунок настолько воздушный, как будто и нереальный. Размытый. Настолько нежный, что хочется его уточнить, — в этот момент он подвинул баночку с тушью и пером в ней.

- Нет, — закричала я, и стала махать руками над рисунком.

- Что ты глупая, черная краска не портит ничего, она лишь делает ярче. Выделяет важные моменты, расставляет акценты. Как в жизни, понимаешь?

Я замотала головой. Я тогда ничего не понимала. Но я очень боялась, что рисунок будет испорчен сумрачной черной краской.

А папа взял в руки перо, стряхнул с него лишнее и стал проводить линии.

- Видишь, стало все ярче, выделилось главное, так и в жизни, Яська, никогда не бойся черных полос. Они не портят жизнь, вносят акценты, выделяют для тебя нужное. Ты начинаешь ценить и видеть важное. А за черной, — опять макнул он в баночку с тушью свое перо, — за черной полосой придет светлая. И ты будешь ей рада. А если будет только светлое все. То будет, как на этом рисунке, все размыто и нечетко. А так, смотри, что получилось.