Тусовщица

Мне удается выдержать поездку за рулем благодаря двум дорожкам, и сразу же по прибытии на работу я понимаю, что мне нужно позвонить Кейну, и чем раньше, тем лучше. А чтобы набраться мужества, мне нужен порошок. Удостоверившись, что никто не собирается зайти или выйти из туалета, я влетаю внутрь, захожу в кабинку, сажусь на унитаз и запираю дверь. Не зная, чего мне больше хочется — подрочить или сделать дорожку — я сижу так с полсекунды, потом начинаю паниковать и решаю, что гораздо менее рискованно сделать несколько дорожек, потому что в этом случае мне не придется подозрительно часто мотаться в сортир. Я вытряхиваю из своего пузырька немного коки на левую ладонь, достаю уже скрученную банкноту и вдыхаю наркотик. Пошло хорошо. Я делаю еще одну дорожку.

Выйдя из туалета, я направляюсь к своему кабинету и вижу, как ко мне идет Брайан. И хотя я знаю, что под носом не могло остаться белого порошка, меня невольно охватывает паника, и мне кажется, что он каким-то чудом образовался там за те секунды, что я шла из туалета.

— Амелия, у нас проблемы, — говорит он. «Я разбита, черт возьми», — думаю я про себя. — Кейн сказал тебе, что у него никого нет, так?

Я киваю. Этот факт он подтвердил ровно семнадцать раз.

Брайан кидает мне на стол фотографию, на которой Кейн целуется с костлявой блондинкой.

— Это было снято на прошлой неделе на церемонии вручения музыкальных наград в Америке, — говорит он. И спрашивает, показывая на блондинку: — Кто она?

— Я не знаю, Брайан. Он сказал, что ни с кем не встречается. И потом, если они целуются, это вовсе не значит, что они встречаются. — Внутри появился до боли знакомый стыд. Кейн — откровенный бабник. Как могла я хотя бы на секунду допустить мысль, что я для него — гораздо больше, чем очередной сексуальный объект?

— Слушай, если она попала в камеру, мы не можем это проигнорировать, — продолжает он. — Ты же говорила, что вы с ним здорово поладили. Позвони и спроси, хорошо?

Я киваю.

— Разумеется. Не вопрос, — отвечаю я вслед Брайану. И набираю номер сотового Кейна, пока не утратила свое мужество. Я испытываю громадное облегчение, вспомнив, что у меня есть его голосовая почта, и стараюсь изо всех сил, чтобы мой голос звучал непринужденно и мелодично: «Привет, Кейн. Это Амелия из “Эбсолютли фэбьюлос”. Я хотела поблагодарить вас за вечер. Да, кстати, у меня к вам несколько дополнительных вопросов. Была бы весьма благодарна, если бы вы оставили мне телефоны тех людей, которых я могла бы расспросить о вас». — Я кладу трубку, ненавидя себя за то, что вся покрылась холодным липким потом. Но оставленное сообщение безупречно, решаю я. И если его услышит блондинка с фотографии, она ни за что не заподозрит, что губы Кейна касались моих.

«Разумеется, он перезвонит, — уверяю себя я. — А как же иначе?»

День выдался какой-то гадкий. Еще несколько походов в туалет взвинтили меня настолько, что от каждого телефонного звонка я буквально подпрыгивала на пять футов от земли и отвечала, стараясь держаться как можно спокойнее и собраннее. Сегодня были сплошные звонки от второсортных и третьесортных публицистов, которые источают доброжелательность и лесть, предлагая мне написать про какой-то непонятный товар и непримечательных людей, на которых любому уважающему себя журналу вообще наплевать.

Где-то после ланча я уже смиряюсь с мыслью о том, что Кейн не перезвонит, и набираю номер его менеджера. К моему удивлению, Джанет отвечает мне довольно любезно. Когда я объясняю ей, что мне нужно задать дополнительные вопросы и побеседовать с кем-нибудь из друзей Кейна, она говорит, что скоро мне перезвонит. Я мучаюсь вопросом, не побежать ли в туалет, чтобы быстренько подрочить, но решаю этого не делать. Менее чем через минуту она перезванивает. Но разговаривает со мной уже далеко не столь дружелюбно.

— Слушайте, я только что говорила с Кейном по телефону, и он просил передать вам, что ответил на все ваши вопросы, — говорит она.

— Прошу прощения? — спрашиваю я, и, хотя понимаю, что сказала это для того, чтобы изобразить удивление, на самом деле это было не так.

— Он утверждает, что вы приходили к нему домой? — Это уже скорее не вопрос, а обвинение, и мне очень хочется пробраться к этой стерве через трубку и надавать ей пощечин. Она сказала это таким тоном, будто я забралась к нему в дом как какая-нибудь маньячка.

— Да, была, — подтверждаю я. — Но…

— Пожалуйста, больше не приходите к нему домой и не звоните, — говорит она. — Мы не желаем, чтобы вы беседовали с кем-либо о нем. Что же до женщины на фотографии, это просто его подруга.

Джанет кладет трубку прежде, чем я успеваю что-либо ответить. С минуту я сижу ошарашенная и в то же время решительно настроенная не позволить этому придурковатому английскому певцу довести себя до слез.