Тутанхамон. Книга теней

Тутанхамон мчался вперед, и я видел, как он пытается справиться с колесницей и одновременно наложить стрелу на тетиву. Вот лев повернулся и кинулся прочь размашистыми прыжками, очень скоро превратившимися в бегство — с невероятной быстротой, вытянувшись всем телом, лев несся к безопасности темных скал. Я подхлестнул коней и поравнялся с царем. Мне казалось, что уж теперь-то он наверняка поймет, что бессмысленно преследовать льва в таких обстоятельствах; но тут его колесница внезапно подпрыгнула в воздух, словно наткнулась на камень, и с грохотом рухнула обратно на землю. От удара левое колесо треснуло и раскололось, спицы и обод разлетелись по сторонам, и колесница завалилась на левый бок. Обезумевшие лошади продолжали слепо тащить ее по каменистой земле. Я увидел, как царь в ужасе цепляется за борт повозки, но в следующий момент его тело взлетело вверх, словно тряпичная кукла, с силой ударилось оземь и покатилось, переворачиваясь снова и снова, пока не замерло где-то в темноте.

Я натянул поводья, и мою колесницу слегка занесло, но потом она остановилась. Я подбежал к упавшему царю. Он не шевелился. Я рухнул возле него на колени. Тутанхамон, Живой образ Амона, издавал невнятные звуки, которые, как он ни старался, никак не могли сложиться в слова. Кажется, он не узнавал меня. По пыльной почве пустыни расползалась лужа крови, темной и блестящей.

Левая нога Тутанхамона выше колена торчала под тошнотворно-неестественным углом. Я осторожно отлепил от кожи край его льняного одеяния, липкого от крови. Из разорванной кожи и плоти торчали осколки раздробленной кости. В ужасную, глубокую рану набились грязь и песок. Царь издал пронзительный стон, полный острой боли. Я полил рану водой из своей фляги, и вода стекла пополам с кровью, густая и черная. Я боялся, что Тутанхамон умрет здесь, в пустыне, под луной и звездами, а я так и буду держать его голову в своих руках, словно кубок кошмаров.

Подъехал Симут. Ему хватило одного взгляда на устрашающую рану.

— Я привезу Пенту. Не двигайте его! — крикнул он, пускаясь прочь.

Мы со следопытом остались возле царя. От шока его начала бить жестокая дрожь. Я оторвал кусок шкуры пантеры от днища колесницы и как мог осторожнее накрыл его.

Тутанхамон пытался заговорить. Я наклонился к нему, силясь расслышать его слова.

— Мне жаль… — повторял он.

— Рана поверхностная, — сказал я, пытаясь его обнадежить. — Лекарь уже в пути. С вами все будет в порядке.

Он взглянул на меня из чуждого далёка своей муки, и я понял, что он знает, что я лгу.

Прибыл Пенту и осмотрел царя. Сперва он проверил его голову, но, кроме вздувшихся ушибов и длинных ссадин с одной стороны лица, не было признаков кровотечения из носа или ушей, из чего врач заключил, что череп не поврежден. По крайней мере, это было уже что-то. Затем при свете наших факелов лекарь исследовал саму рану и сломанную кость. Он поглядел на нас с Симутом и сокрушенно покачал головой: ничего хорошего. Мы отошли в сторонку, чтобы царь не мог нас слышать.

— Нам повезло, что артерия в ноге не повреждена. Но он теряет очень много крови. Нужно немедленно вправить сломанную кость, — сказал он.

— Прямо здесь? — спросил я.

Пенту кивнул.

— Совершенно необходимо, чтобы его больше не двигали, пока это не будет сделано. Мне понадобится ваша помощь. Эту кость будет трудно зафиксировать, поскольку перелом сложный, а мышцы бедра очень мощные. К тому же, концы раздробленных костей будут немного заходить друг за друга. Но его нельзя двигать с места, пока все не будет закончено.

Лекарь обследовал угол, под которым торчали обломки костей. Конечности царя походили на детали изломанной куклы. Пенту сунул скатанную в трубку льняную тряпку между стучащими зубами царя. Затем я крепко зафиксировал его торс и верхнюю часть бедра, а Симут прижал его тело с другой стороны. Пенту навалился на бедро и быстрым отработанным движением совместил концы раздробленной кости. Тутанхамон взвыл, словно зверь. Хрустящий звук скребущих друг о друга обломков напомнил мне кухню — когда я отламывал ляжку газели, выворачивая кость из сустава. Это была Мясницкая работа. Потом царя вырвало, и он потерял сознание.

Пенту принялся за работу при мигающем свете факела. Изогнутой медной иглой, которую он достал из футляра, сделанного из птичьей кости, лекарь зашил ужасную рану, затем смазал шов медом и маслом и туго перебинтовал ногу льняным полотном. Наконец он как можно туже зафиксировал ногу лубком, подложив под него сложенное льняное полотенце и закрепив узлами, после чего можно было отправляться обратно в лагерь.

Царя внесли в его шатер. Покрытая липкой испариной кожа была бледна. Возле его одра мы собрались на срочный нешумный совет.

— Его перелом — самого худшего свойства, как из-за того, что кость расщепилась, а не просто переломилась пополам, так и из-за того, что кожные покровы были разорваны, открыв плоть для инфекции. Еще — большая потеря крови. Но по крайней мере все удалось вернуть в первоначальный вид. Будем молиться Ра, чтобы горячка не затронула его и рана исцелилась, — серьезно говорил Пенту.