Тутти Кванти

— Видимо, случилось недоразумение… или меня подвела память… но я оказался совершенно неосведомленным о вашем визите… Впрочем, я что-то слышал о прилете айсебов, однако не связал его с вами… Да и мудрено ли? У нас происходят… в некотором роде… экстравагантные события… И время для государственных переговоров… мы с вами… выбрали… в высшей степени… неудачно… Разумеется, в том нет вашей вины… И мы непременно обсудим весь… оговоренный… — Поводырь неуверенно завопросил это слово интонацией, — …круг проблем… Вы пока отдохните после перелета… вас проводят, — нерешительный жест в сторону приспешников, — а я тороплюсь на заседание венка терцетов… Курьезная история… Меня обвиняют в вероотступничестве… неизвестно кто… Забавно, не так ли?.. А вы располагайтесь на Трафальеруме как дома! — вдруг энергично заключил Поводырь, двинувшись к выходу и осторожно приобнимая диктатора. — Этот абсурд с венком скоро разъяснится, и мы с вами займемся делами истинно важными.

Когда лифт поглотил Поводыря, полковничье Каре зашлось в казарменном гоготе. Не удержалась даже охрана, смекнувшая, что трафальерский властитель попал в пикантное положение.

Молчал только диктатор, не сразу поверив в услышанное. И на какое-то мгновение пожалел Поводыря. Но, представив на его месте себя, вызванного на допрос, да еще по нелепому доносу, визгливо и надолго, до слезотечения, до икоты, влился в общую ликующую истерию: да что это за правитель, которым помыкают подданные!

35

Приказав членам Каре, сообразно с ведомственным профилем каждого, подготовить к вечеру проанализированную свежую информацию — для принятия стратегических решений, диктатор изъявил желание прогуляться на 7-й холм, туда, где высилась знаменитая черно-желтая Игла, символизировавшая конец религиозных распрей и установление общенационального Единения.

Когда величественный холм — с его белоснежными концентрическими кругами-ярусами, культовой ложей и широкими лицедейскими подмостками, прикрытыми от звездных дождей прозрачными полусферами, — был тщательно прочесан службой «X», а сам холм оцеплен по подножию войсковой частью, из дворца Державного синклита в непроницаемом кольце телохранителей вышли диктатор и приглашенные им на прогулку ур-Муон и ап-Веер. Шеф разведки удостоился внимания впервые после той аудиенции, когда из-за своего грубого промаха попал в длительную опалу, и сейчас дрессированной гиеной вился вокруг повелителя, всячески выказывая свою преданность.

Сбоку, из-под арки, на группу сразу же напал тягучий холодный ветер, и диктатор машинально прибавил шаг, совсем не уставно, под локоть, увлекая за собой ур-Муона. Расценив это как желание уединиться, охрана и снедаемый ревностью ап-Веер поотстали.

— Вот теперь, кажется, можно утверждать: плод созрел и мы сорвали его, не так ли, духовник?

— И вкушаем сладость плоти и сока его.

— Ну, это ты торопишься: плотью и соком упьемся тогда лишь, когда айсебы заживут здесь, заставив работать на себя этих глупых трафальеров.

— Не столь они глупы, сколь…

— …ты умен, да? — Ва-Жизд буквально вонзился жгучим любопытством в лицо попутчика.

Полковник цивильно передернул бровями.

— Не скромничай, ведь это благодаря тебе свершилась тысячелетняя мечта айсебов.

Ур-Муон протяжно вздохнул, как бы соглашаясь, что много и полезно потрудился для этого.

— Да, свершилась… Ни в какие времена… никаким оружием… никаким воителям… не удавалось одолеть этот невообразимый шар. — Он говорил раздельно, паузами отчеканивая значимость каждого словосочетания. — А вот мысль одолела!

— Ты гений, ур-Муон! — воскликнул диктатор, не сводя глаз с духовника.

Тот молча и отрешенно, не среагировав на лесть, заскользил взором ввысь по ячеистому черно-желтому великолепию Иглы, до основания которой оставалось всего несколько ярусов. Ветер не ослаблял своих фланговых атак, но айсебы продвигались к вершине все медленнее — крутизна выматывала.

— Ты герой нации! — Было похоже, что диктатор ставит какой-то эксперимент, с пытливостью исследователя стараясь проникнуть в душу подопытного.

Ур-Муон не отвечал, все так же отстраненно блуждая взглядом на тысячеметровой высоте. Вот он механически преодолел последние ступени и, отдышавшись, поднялся на подмостки, примыкавшие к базальтовому основанию Иглы. Чтобы не попасть в глупое положение — подданный опередил его, — диктатор вынужден был свернуть в ложу Поводыря. Получилось хитроумно: есть повелитель, есть лицедей, есть зрители, остановившиеся у передних скамей.

— Вся Айсебия будет боготворить тебя, ур-Муон! — донесся до духовника негромкий и вкрадчивый голос. — Каких почестей ты желал бы удостоиться?

Ур-Муон слабо пожал плечами, по-прежнему глядя вверх и не замечая резких ударов ветра.

— Ни одна награда не отметит по справедливости твоих заслуг.

Духовник молчал.

— Я вижу только один способ возблагодарить такого гениального айсеба, как ты… — Ва-Жизд оттенил торжественность момента приподнятой интонацией: — Провозгласить тебя диктатором!

Ур-Муон неторопливо покинул выси и повернул голову к ложе. В холодном, надсуетном взгляде возник некоторый интерес.