Туз в рукаве

– Скажите, мистер Арчер еще в отеле?

– Нет, мадам, вышел минут двадцать назад.

– Спасибо… Нет, ничего, не важно.

Она была уверена, что не застанет Арчера, но маленькая проверка необходима. Столкнуться с ним лицом к лицу в вестибюле, увидеть жирную самодовольную рожу и вопрошающие глаза – сама мысль об этом была невыносима.

Набросив на плечи манто, она взглянула в зеркало, поправила шляпку и, подхватив чемоданчик, вышла из номера.

Список акций за прошлый месяц хранился на вилле, и она хотела сверить те цифры с новыми. Надо точно выяснить, сколько именно денег прибрал к рукам Арчер. Он сказал, около двух миллионов, но надо знать точную сумму.

Швейцар с улыбкой распахнул дверцу автомобиля. Она кивнула ему, включила зажигание и вывела «мерседес» на шоссе, описывающее полукруг у озера.

Вчера, наглотавшись снотворного, она забылась тяжелым сном, и сейчас у нее страшно болела голова. Уже послезавтра, подумала она, надо ехать в Агно встречать самолет Германа. Интересно, в каком он будет настроении. Обычно после перелета он находился в самом дурном и раздраженном расположении духа, не подступись. Кстати, не забыть вытащить из морозилки продукты, пусть Хинкль потом что-нибудь приготовит. Герман был страшно капризен и разборчив в еде. Одним из самых любимых блюд была телятина, запеченная в хлебе со спагетти: этого она никогда не ела. Кажется, в морозилке есть кусок телячьего филе. Завтра утром надо вытащить.

В Кассарате она остановилась у магазина и купила лук, банку очищенных томатов и банку томатной пасты. В кухонном шкафу есть запасы спагетти. Потом купила дюжину яиц и литр молока. Хинкль гениально готовит омлет, вот это она готова есть всегда. Она секунду постояла в раздумье, но так и не могла сообразить, что же еще купить. Уложив покупки в бумажный пакет, вышла к машине, села за руль и направилась в сторону Кастаньолы. У почты снова остановилась и забрала десяток писем. Девушка за окошком одарила ее приветливой улыбкой:

– Вы надолго, мадам?

– До конца месяца. С завтрашнего дня можете доставлять письма на виллу.

Теперь она поехала к вилле. Ночью работала снегоуборочная машина, и дорога была очищена, но по обеим ее сторонам громоздились высокие сугробы; слишком резко нажав на газ, она почувствовала, как заскользили задние колеса и машину слегка занесло, но она тут же выправила положение.

Площадка у въезда на виллу тоже была расчищена и посыпана мелким гравием. Не напрасно каждый февраль она давала уборщику пятьдесят франков.

Двери гаража, управляемые электронным устройством, автоматически распахнулись, и Хельга въехала и припарковалась рядом с «фольксвагеном» Хинкля. Забрав почту, чемоданчик и бумажный пакет с продуктами, вышла и направилась подземным коридором к дому. Вспомнила, что оставила дверь подвала незапертой и нахмурилась, недовольная своей рассеянностью. Она заперла дверь на ключ и, поднявшись по лестнице, вошла в просторную прихожую. Положила письма на стол, сняла манто и шляпу, оставила их в нише. Затем отнесла продукты на кухню. Взглянула на часы: 11:15. «Самое время выпить, – подумала она, – а потом и за дело. Проверить все эти списки, на это уйдет не меньше часа, но сперва выпить…»

Быстрым шагом она направилась в гостиную и вдруг резко, словно споткнувшись, остановилась. Сердце у нее замерло.

У огромного окна в робкой позе стоял Ларри и мял в руке свое неизменное кепи.

Глава пятая

Казалось, бесконечно долго стояла она и смотрела на этого огромного белокурого парня, слыша лишь слабое жужжание в батареях отопления да бешеное биение собственного сердца.

В первый момент сознание ее было словно парализовано, затем удалось преодолеть шок, и ее затопила волна слепой ярости, жилы на шее вздулись, к лицу прихлынула кровь, и оно исказилось от злобы.

– Да как ты смел вернуться! – закричала она. – Вон отсюда! Убирайся! Слышишь?!

Он вздрогнул, потом потер подбородок ладонью:

– Вы уж простите, мэм, но я должен был вас видеть и…

Она шагнула к двери, распахнула ее настежь.

– Вон отсюда или я вызову полицию!

В ту же секунду она осознала значение этих нечаянно вырвавшихся у нее слов. Полицию? Только этого здесь не хватало – сгорающего от любопытства швейцарского полицейского. Она подавила приступ ярости, и мысль ее заработала снова. Ясно, зачем он сюда явился: тоже шантаж… Нет, не посмеет! Он же дезертировал из армии. Но Арчер… Арчер, этот вор и мошенник, он-то посмел. Да представляет ли этот жалкий сопляк и придурок, какая потеря ей грозит, если он ее выдаст?!

И все же она была преисполнена решимости.

– Вон! – крикнула она снова.

– Мэм… ради бога… выслушайте меня… Я хотел, я пришел просить прощения. – Он смял кепи в комок, лицо искажено отчаянием. – Честно, мэм… я не вру, я хотел просить у вас прощения…

Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Лучше поздно, чем никогда, не так ли? – с горькой иронией бросила она. – Прощения? После того, что ты натворил? После того, как я столько сделала для тебя?.. И ты имел наглость заявиться сюда и просить, видите ли, прощения?.. А ну прочь! Смотреть на тебя тошно!