Тварь из бездны времен

Дорман почувствовал такое облегчение, что резко сел и прижал женщину к себе. Он провел пальцами по ее мокрым волосам, наклонил ее голову назад и прильнул к ее губам своими. На мгновенье ее тело напряглось, но затем она расслабилась в его объятиях. Дорман был уверен, что это был лучший способ положить конец ее тревогам.

Он осторожно и медленно отпустил ее. Снова поднявшись на ноги, Дэвид убедился, что она не попытается встать, и продолжал крепко сжимать ее плечи.

Джоан не сдалась. Она схватила его за запястье и снова усадила рядом с собой.

Дэвид, выдохнула она, когда лодка окунулась в Двадцатый раз, и еще больше брызг перелетело через и захлестнуло их. — Почему мы явились сюда? Почему мы не могли просто остаться на берегу и понаблюдать? Зачем ты связался с этой безумной экспедицией, вторая в конечно итоге нас всех погубит?

Прежде чем Дорман успел сказать что–нибудь в ответ, лодка так сильно накренилась, что Джоан пришлось отпустить его. Дэвид снова поднялся на ноги, оглядывая бурные воды залива — сине–зеленые в том месте, где они встречались с небом, и практически черные там, где волны взбивались пеной рядом с приближающимся морским чудовищем.

Оно казалось достаточно впечатляющим на берегу, когда Дорман впервые разглядел его в мощный бинокль. Но теперь, в краснеющей воде, с двумя гарпунами, торчащими из туловища, оно представляло такое страшное зрелище, что не удивительно, как одно лишь приближение к этому существу привело сидевшую рядом женщину в состояние, близкое к истерии. Но Дорман поймал себя на мысли, что изучает монстра с увлечением.

По сравнению с ним бронтозавр выглядел бы карликом, и на его фоне самый большой из живых китов и огромная белая акула–людоед (которая известна тем, что вырастает до шестидесяти футов в длину) показались бы ничтожными морскими гномами.

Оно походило на млекопитающее больше, чем на рыбу, потому что было покрыто шерстью слегка красноватого оттенка. На самом деле, оно было совершенно лишено схожести с рыбой, за исключением выделяющегося, веерообразного нароста — мало, чем отличавшегося от спинного плавника; нарост тянулся по всей длине его туловища, от нижней части гигантской плоской головы до кончика огромного хвоста.

У существа были четыре крепкие конечности и бедра такого обхвата, что по суше тварь могла бы, наверное, передвигаться прыжками, как кенгуру. Но как могло сухопутное животное противостоять атакам на воде с и огромной энергией, как оно могло столько времени продержаться в заливе? Это существо металось в том месте, где обилие волн и ярость ветра могли погубить зверя, не приспособленного к морю, которому оставалось бы только беспомощно барахтаться в воде. А эта тварь справлялась…

Тем не менее Дорман не до конца исключал возможность, что на самом деле это сухопутное животное; оно могло упасть в залив с края какого–нибудь высокого утеса, рухнувшего под его огромным весом, и поплыть к низкому участку побережья, где зверь мог бы снова исчезнуть в джунглях.

Дорман был уверен только в одном. Ни одно живое существо, когда–либо ходившее по земле или плававшее по морю, не могло занять так много места — а эту тварь он хорошо рассмотрел, когда она, обезумев от боли, в ярости подпрыгнуло над волнами, явив наблюдателям четыре пятых своего тела.

Тем не менее маленький человек осмелился приблизиться к зверю и направил против него все свои силы и смекалку. Он чувствовал также странную смесь любопытства и протеста, вызванного присутствием неизвестного; именно это сделало человека много веков назад таким победоносным покорителем дикой местности.

Дорману не было необходимости подниматься на борт, когда лодка покидала пляж двадцатью минутами ранее; он мог следить за происходящим из окруженной глиняной стеной деревни на противоположной стороне бухты, вместе с двумя сотнями взволнованных мужчин и женщин. На расстоянии почти в милю монстр был четко виден. Даже полуголые дети, которые выбегали из домов, чтобы забраться на скользкие от ила камни, могли разглядывать его расширенными от удивления глазами несмотря на предостерегающие крики родителей.

Гребцы также могли держать огромное животное в поле зрения, когда лодка входила в залив. Но прежде чем Дорман успел подняться на ноги, порывы ветра так раскачали нос корабля, что пассажиру, сидевшему на корме, удалось лишь мимолетно разглядеть бок чудовиБуря усиливалась. На мгновенье он поймал себя на мысли, что вспоминал большие ветра, которые ревели в годы его отрочества в Дакоте, до того, как он уехал на восток, чтобы стать специалистом–археологом в диких джунглях центральной Мексики. Раньше. Задолго до этого дня…

Ветер, казалось, теперь изменил направление, дул он так яростно, что устоять на ногах было почти невозможно — особенно когда руки Джоан так крепко обвились вокруг его колен.

Он попытался выпутаться из ее объятий, но хватка женщины внезапно стала такой крепкой, что ему пришлось в третий раз сесть и выслушать Джоан.